Пульс Хибин. Сборник

Узнав о предстоящей сегодня закладке нового поселка, быть может города, с целью разработки ловчоррита, содержащего дорогие, редкие земли — мы спустились с апатитовой горы, сели в машину и по вновь пробитой в горах дороге отправились в самую пустынную землю, какая только есть на свете: в теснинах гор не было заметно с машины ни малейших признаков даже скудной тундровой растительности. К этому случилась холодная снежная метель, мы зазябли, и от этого местность вокруг Ловчорра представилась нам до крайности неприютной. Однако после того как нам встретился один большой грузовой автомобиль, наполненный рабочими, мужчинами и женщинами, потом еще другой, такой же, и третий, пустынность перестала действовать на нас удручающе; напротив: это преодоление человеком естественных условий заражало бодростью. А у подножья самой горы Ловчорр стояла группа рабочих, и среди них один высокий властной рукой показывал им куда-то наверх. Это был сам В. И. Кондриков, и показывал он на плиту, которую спускали сверху на канатах. Нам досталось большое счастье встретить историческую хибиногорскую плиту при основании Ловчорргорска. Мы видели, как озябшими руками рабочие установили знаменитую плиту, как повар ее затопил и другие раскинули большую палатку, внутри которой от плиты стало скоро очень тепло. Многие из рабочих были при основании Хибиногорска, и все были избранные, стойкие люди. Во главе с Кондриковым они принялись обсуждать вопрос, с каких построек лучше начать, с одноэтажных или с двухэтажных. Кондриков стоял за одноэтажные, и все мало-помалу с ним согласились. В этом совете не было ни у кого ни малейшего внешнего преимущества и ни малейшего не было стеснения. Не было никаких праздных слов, речей, похвальбы. Тут была творческая ячейка людей согласных, здоровых и очень решительных и, казалось, вполне удовлетворенных тем теплым уютом, который давала им замечательная плита.

1933

Иван Катаев ЛЕДЯНАЯ ЭЛЛАДА

О, тут жили прекрасные люди! Они вставали и засыпали счастливые и невинные; луга и рощи наполнялись их песнями и веселыми криками; великий избыток непочатых сил уходил в любовь и в простодушную радость. Солнце обливало их теплом и светом, радуясь на своих прекрасных детей... Чудный сон, высокое заблуждение человечества! Золотой век — мечта самая невероятная из всех, какие были, но за которую люди отдавали всю жизнь свою и все свои силы, для которой умирали и убивались пророки...

Ф. Достоевский. Подросток

Печатается по изданию: Катаев Иван. Избранное, М., 1957.

1

Напоследок захотелось побывать в центре города. Мне указали путь: с Индустриальной улицы свернуть вправо... Тропинка, глубоко протоптанная в снегу, взбежала на вершину пологого холма. Вот он — Центральный парк. Как черны на белом поле эти острые ели — высшая, бархатная чернота! Отсюда — налево, прямо по целику. Проваливаюсь по колено, но это ничего. Нужно только добраться до той вон сквозной геодезической вышки.

Так, уже засыпалось в валенки, тает, щекотно потекло под пятку. Ух, кажется, здесь. Вот и котловина Верхнего озера. Да, правильно, это и есть Центральная площадь. Теперь надо немного потоптаться, чтобы было удобней стоять. Я топнул раз, другой и вдруг ушел в снег по пояс. Черт возьми!

Впрочем, так, пожалуй, покойней. Очень устойчиво, и отсюда, с холма, видно все, что нужно. Огни еще не вспыхнули в городе. Предвечерний мечтательный час. Скоро вздрогнет свет и встанет на первую ступеньку сумерек. Снежная тишина. Слышно, как внизу в Айкуайвентчоррском поселке звякают ложки. Отобедали, собирают со стола. Звонкий детский спор: «Тебе, тебе догонять, он отводился!..» Вдалеке лает собака.