Пульс Хибин. Сборник

Они были тогда молодыми горными инженерами, и Демидов, и Борис Розенойер. Понимая, что нужен рывок, они настойчиво искали новый способ зарядки, пытались и рисовать и рисковать. Многого не знали, опасности для себя не предполагали. Понимали одно: нужен рывок. Новая обогатительная фабрика уже принималась в эксплуатацию. Без руды она будет стоять. Скважины лучше заряжать не шомполами, а сжатым воздухом, мелким порошком: пневмозарядка. Тогда обрушится сразу целый этаж, на погрузку мелочь пойдет потоком, без всяких пропускальщиков руды, которые в исключительном положении: под ними — бездна над ними — валуны...

Вечером 28 декабря Розенойер забежал к Демидову, сыграли в шахматы, поговорили о диссертации. В ночь — последний эксперимент, а после Нового года Борис Розенойер собирался на защиту своей работы в родной для них Ленинградский горный институт. Боря склонился над Олиной кроваткой (у Демидовых росла дочка), сделал ей козу-дерезу и ушел.

Ушли в ночь ребята.

Рвались вперед. Испытывали тогда то, что сейчас уже устаревает. Они спешили. Пневмозарядка веерными скважинами применялась впервые в горной мировой практике. Они рьяно стремились не только рывком повысить производительность, но и обезопасить работу человека в горе. Но при пневмозарядке возникает статическое электричество. Они о нем не подозревали. И случилось непоправимое.

А через пять месяцев «сломался» в подземке и Юра Демидов. В мае он собирался в отпуск, на Черное море. Смену свою отработал, но перед сдачей участка часов в шесть утра опустился в рудник. Беспокоила его одна боковая забойка: не нарушается ли массив?.. Демидов решил самолично простучать кровлю. Взял с собой рабочего-ширмовщика, иначе — оборщика. Светила лампа-надзорка на груди у начальника участка. В заброшенной пещере было сыро, холодно. Посветили, осмотрелись. Под ногами — валуны и комья породы с полосками глины. Все казалось спокойным. Ушли. Вернулись в штольню, к свету, к жизни. Но Демидова снова потянуло в забойку: гладкие породы в кровле, со скользкими пленками глины, с бурыми примазками окислов железа. Окисленная руда. Еще раз проверить надо. Сдавать участок в сомнениях он не мог.

Пошел один, держа в руке буровую двухметровую штангу. Он часто брал эту штангу, чтобы мерить не на глазок, а поточнее. Глазу своему молодой инженер доверял не вполне.

Закол... Заколотая порода — закололась, раскололась, обнажилась, кусок массива может упасть. Эта кровля пошла на него. Штанга да каска спасли голову. Засыпало Демидова до подбородка. Позвал на помощь. Все время он был в сознании и радовался, что живой.

Юра пошел по следам брата-горняка: фамилия, дескать, обязывает, Демидовы мы. Он не раз попадал в переплеты в горе, но выходил всегда чин чинарем. Еще когда в Норильске в техникуме учился, практику проходил — над ним оборвался массив никелевой руды, многотонный подрезанный параллелепипед. Рабочий, по другую сторону массива, закричал в испуге: «Мастера убило!..» Демидов попал в ловушку, был заперт в угол. Долготыкался в темноте по трем сторонам, пока не обнаружил щель, которая выводила в штрек. Это было спасением. Но щель оказалась узкой, сантиметров не более тридцати, и Юра скинул с себя фуфайку, свитер, ватные брюки, нижнее белье: одевались они как кочаны капусты. В шоковом состоянии, исцарапанный, выкарабкался в штрек. Навстречу бежали люди спасать его. Он шел голяком, не ощущая холода вечной мерзлоты. Не узнав Демидова, спасатели испугались его, как привидения, и повернули обратно.

———

Гора свое берет, он понимал это, но считал, что его, Юру Демидова, гора взять не в силах. Не то чтобы не в силах, а не станет, не захочет, побережет.

Он и радовался потому, что живой. И еще потому, что собой обезопасил эту выработку с гладкими породами в кровле. Теперь можно передохнуть, первый день отпуска: живой. Ощущал, как его откапывали, укладывали на какие-то доски, волокли. Тут он в первый раз задохнулся. Легкие пронзило, будто вилами. И когда его пристроили на две вагонетки, Демидов снова пришел в себя, улыбнулся ребятам: живой. Вагонетку дернуло на повороте, вновь перехватило дыхание. Тогда только вызвали горноспасателей, на носилках доставили в больницу. Переломан он был весь, ребра его и душили. Поврежден был и позвоночник. «Жить будешь — ходить нет», — сказали ему медики. Не парализованными были только шея и голова.

После операции Демидов жил на морфии, кубиками кололи в вену. Не спал. Лежал только на боку. Через каждые три часа переворачивали. На пятый день после операции возникло ощущение: абсолютно здоров. И он бы встал, то есть приподнялся, не встал, — и тогда назад положили бы труп. Любое шевеление — смерть. Он бы приподнялся, не проснись жена. Маша рядом на раскладушке спала. Втроем держали, а Юре казалось в бреду, что он берет, подымает и откидывает всех по очереди, потому что он — здоровый парень, в волейбол играет по разряду мастеров.