– Я на парковке начальной школы «Броуди». У меня есть судебное постановление о защите против моего бывшего, и он сейчас здесь.
– Ваше имя? – спросила диспетчер. Её голос был таким безумно спокойным, что это пугало Эмили. Пристально смотря на Диллана, Эмили сглотнула. Слова застряли в горле. Она не отвечала. – Мисс? Вы еще там? Мне нужно ваше имя.
С каждым неровным вдохом память Эмили выуживала на свет тихие угрозы Диллана:
Её инстинкт самосохранения стремительно превращался во что-то еще. Закрыв телефон, Эмили перешагнула через одолевавший её ужас, в то время как страх перерастал в злость. Сейчас с Гэвином у неё была чистота, честность, доброта, и она еще больше понимала исходящее от Диллана зло. У неё есть счастье, доставшееся путем переосмысления, и она ненавидела те мучения, которым позволила однажды случиться. У неё есть радость и больше нет никакой боли. Несмотря на нарастающую нервную дрожь в животе, нежелание и дальше оставаться его пленницей и позволить навредить Гэвину взяло верх. Она шагнула вперед, трясущиеся ноги вели прямо к Диллану.
Остановившись прямо за проволочным забором, которым была ограждена школа, Диллан склонил на бок голову и хищно улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Я повторю, так что, может, на этот раз ты поймешь. Я не на территории школы. Я на тротуаре. Возможно, у меня с собой нет рулетки, но я дружу с математикой. Я все еще больше, чем в сотне шагов от тебя.
– Копы едут, Диллан. – Она пыталась говорить уверенно, но чувствовала, что он не верит.
– Я любил тебя, а ты фактически заставила тебя возненавидеть, – зарычал он, его глаза источали яд, – Как ты могла поступить так со мной? Я заботился о тебе, а ты так чертовски унизила меня!
– Думаешь, ты заботился обо мне? – шокированная, Эмили уставилась на него, и ее тон стал резким. – Знаешь что? Я поясню. На какое-то время ты заставил меня убедиться в том, что заботишься. Но ты заставлял меня обманываться. Ты знал, через что я прошла ребенком. Что я видела. Ты обещал, что никогда не станешь, как те мужчины, и все же стал таким. Я просто не осознала, когда это начало происходить. Ты использовал смерть моей матери против меня. Ты знал, что я была уязвима, и пользовался этим. Это не любовь. Это болезнь и извращение. И просто тебе на заметку, Диллан. Любовь не унизить тем, что случилось. Любовь выше горевания над теми вещами, которые между нами закончились.
– Думаешь, мне не больно? – он хотел подойти ближе, но остановился.
– Нет, – ответила Эмили. – Не думаю, что тебе больно. Думаю, задето твое эго. Ты никогда не любил меня. Никогда.
Сжимая по бокам кулаки, Диллан стиснул зубы:
– Я любил тебя, а ты трахалась с моим другом! – Эмили почувствовала, как все уже знакомые страхи поднимаются с новой силой. Борясь с ними, она продолжала смотреть на мужчину, который значил для нее все, прежде чем разорвал их на части. – И просто тебе на заметку: я не использовал смерть твоей матери против тебя. Ты рассыпалась к чертям собачьим, и я понятия не имел, как с этим справиться. Делал самое наилучшее из того, что мог.
– Думаешь, я не должна была рассыпаться? – она подавила всхлип. – Она была моей матерью, Диллан! Моей матерью!
Диллан пожал плечами, и злая усмешка появилась на его губах:
– Ваши с ней отношения были натянутыми. Кончай заливать!
Эмили выпучила глаза, пульс бешено стучал.
– Каким образом это все связано? Натянутые или нет, она была всем, что я знала. – Эмили замолчала, не в силах поверить, что за монстр так долго скрывался под оболочкой хорошего парня. – Ты фальшивка! Хамелеон. Откуда в своем пустом сердце ты нашел способность сделать все то, что делал для неё перед смертью? Скажи мне. Потому что я даже не могу начать понимать это.
– Как и я. – Он снова пожал плечами, когда мрачным взглядом посмотрел прямо на неё. – Такая сука, как она, не заслуживала моей помощи. Не удивительно, что ты встала на её сторону перед смертью. Даже ты знала, какой занозой она была. Ты не могла даже помочь ей. Или, должен сказать – не хотела ей помогать.
Несмотря на то, что она понимала: он яростно продолжал делать ей больно, – мир Эмили остановился, а злость проникла глубоко в вены.
– Гори в аду, – прошипела она. – Ты – отрезанный ломоть своей злобной мамаши. Очевидно, тебе нравится сидеть в тюрьме, потому что напрашиваешься обратно. На этот раз сидеть придется дольше, чем пару дней. Я только желаю, чтобы они смогли упрятать её вместе с тобой за то, что дала жизнь такому кретину.