Пульт мертвеца

Трутень имел и настоящую систему кровообращения, а не просто примитивные капилляры для перемещения по ним жиров и воды, хотя система, функционирующая на основании сочетания сосудистого давления, действия капилляров и гравитации, заменявшей сердце, являлась достаточно простой. Несколько особых органов, разбросанных по всему телу, вызывали горячие споры по поводу их назначения. Мозг и центральная нервная система носили довольно децентрализованный характер, хотя концентрация нейронов заметно возрастала вблизи органов чувств, а также их ячеистых глаз.

Оставалось еще много неизвестного, гораздо больше, чем стало понятным. Поэтому «пара дней», о которой говорил Айзенштадт, сильно затянулась. Недели проходили в дискуссиях, обсуждениях и спорах над каждым из новых открытий. Мы — Каландра, пастырь Загора и я — спокойно дожидались своей очереди, оставаясь в стороне от всего этого и гадая о том, не является ли предоставление Айзенштадту трутня в качестве объекта изучения уловкой гремучников, цель которой состояла в том, чтобы отвлечь нас от всего, что могло быть прямо или косвенно связано с Облаком и скрыто от нас.

В ожидании прошли три недели, пока Айзенштадт, наконец, не пришел к решению, что он готов. На следующее утро Каландра и я были доставлены в Батт-сити, где завершилась подготовка к очередному «сеансу связи». На этот раз пастырь Загора сидела у края колонии гремучников, облепленная датчиками и увешанная проводами. Рядом суетился Айзенштадт. В отдалении находились техники, проверявшие аппаратуру и делавшие пробные записи. Все это напоминало мне оркестр за несколько минут до начала концерта.

Всё выглядело точной копией предыдущего контакта, только чувства были другими. Три недели назад персонал забавлялся, когда речь зашла о том, чтобы использовать религиозные уловки там, где спасовала наука. Мы предложили им поверить в чудо, они попытались это сделать, и попытки были вознаграждены… Оглянувшись по сторонам, я понял, что весь Батт-сити стал проявлять к нам самое искреннее расположение и даже уважение.

Стоявшая рядом Каландра тихонько усмехнулась.

— Ты только взгляни на них, — пробормотала она, едва заметно отвечая на кивки семенящих по своим делам техников.

— А что в них интересного? — вполголоса спросил я.

— То, какими глазами они сегодня смотрят на Жоиту, видишь? Они готовы сделать из нее почётного члена чего-нибудь…

Я присмотрелся к ним. Каландра была права, я, действительно, ощущал непривычное дружелюбие, исходившее от них.

— Ничего не понимаю, — недоумевал я.

— В тот раз они с Эдамсом были для этих людей ни больше ни меньше, как религиозные фанатики, — с обидой в голосе вспоминала Каландра, — достойными, в лучшем случае, терпимого отношения к ним. Их методика сработала, а каждый учёный и техник непоколебимо убеждён, что приносит результат лишь то, в основе чего лежит наука. Стало быть, их метод — научный, и сами они, следовательно, — учёные.

Её обида эхом отозвалась в моей душе.

Ибо мудрость мудрых обречена, понимание тех, кто способен понять, исчезнет…

— Всегда легче смириться с рациональным, чем изменить свои исходные принципы, — напомнил я. — По крайней мере, это обеспечит определенное признание её веры, а может, и признание концепции Божественного Нимба в целом.

Айзенштадт высмотрел нас и кивком подозвал к себе.

— Мы уже почти готовы, — объявил он, когда мы подошли. В его голосе ощущалось напряжённо-радостное ожидание.

— Мы тоже, — заверил я. Мы с Каландрой честно выполняли условия договоренности, достигнутой с Айзенштадтом, проведя часов восемьдесят в обществе Загоры. Если гремучники планировали какую-нибудь интеллектуальную или эмоциональную потасовку, у меня почти не оставалось сомнений, что мы сумеем разгадать их планы и противостоять им.

Айзенштадт кивнул, слегка расслабившись, и повернулся к Загоре.

— Как только вы почувствуете себя готовой, мисс Загора, мы начнём.

Кивнув, она закрыла глаза. Айзенштадт отступил назад и встал между нами. Воцарилась напряжённая тишина ожидания.

Мое субъективное чутьё подсказывало, что сегодняшний контакт осуществится быстрее, чем предыдущий, но что до остального, то все оставалось таким же, как и в прошлый раз. Вдруг Загора, как бы очнувшись от медитативного транса, широко раскрыв глаза, прошептала:

— Приветствуем вас. — В сдавленном шёпоте слышались странные, нетипичные для её нормального голоса оттенки.

— Это мы, гремучники. Мы долго ждали, когда вы вновь обратитесь к нам.

Айзенштадт откашлялся, и я мог заметить, что на него произвела впечатление та быстрота, с которой гремучники приняли это название.

— И я рад вас приветствовать, — ответил он. — Боюсь, мы, действительно, долго не откликались, но прежде чем обратиться к вам, сочли необходимым завершить некоторые исследования. Контакты — дело довольно трудное для человека, выступающего в роли медиума.