– Парень, ты чего! – Раздалось взволнованное.
Вопрос вернул меня в реальность. Оказалось, за размышлениями я дошел до подъезда и замер там прямо на пороге.
– Ничего.
– Ты это, – мужики поняли меня по-своему, – не стесняйся. Сумки можешь прямо тут бросить. Никто не тронет. Мы присмотрим. И дуй себе…
Мне указали в сторону сортира.
На этот раз я поблагодарил совершенно искренне. Отлить мне сейчас точно не помешало бы. А школа… Об этом можно подумать и позже. Сначала Ирка. Все остальное ждет.
Из-за двери доносилось нетленное:
Ирка опять смотрела мультики и подпевала страдающему королю в голос. Значит, она дома, в безопасности. От сердца отлегло.
Дверь открыл отец. Перехватил у меня провизию и распорядился:
– Разувайся, переодевайся и дуй на кухню. Чай будем пить. Мать таких оладий напекла!
Он сделал жест, который во все времена означал одно – вах, восторг, супер! И я подумал, что зря напоследок накупил всякой фигни. Надо было на последний рубль взять сгущенки. В сельпо она, вроде, была. Но, после драки кулаками не машут. Что сделано, то сделано.
Я скинул кеды и пошел переодеваться.
В гостиной Ирки не было. Телевизор стоял отключенный, с темным экраном. Песня доносилась из нашей спальни. Интересно, откуда там взяться музыке? Я с любопытством заглянул.
Сестренка отплясывала посреди комнаты затейливый танец. То кружилась, то кланялась, то приседала, пытаясь изобразить книксен. Я невольно фыркнул. Делала Ирка все это довольно неуклюже, путаясь в тощих ногах и руках.
Если вырастет, она точно станет красавицей. Длинноногой, стройной. А пока это был гадкий утенок – долговязое, угловатое чучело. Я сам себя одернул: «Не если, а когда!» Для меня вопрос ее спасения был решенным. Я жизнь отдал ради этого.
Музыка лилась из старенькой советской радиолы, стоящей у окна. Хотя, почему старенькой? Сейчас для них самое время. На проигрывателе крутилась родная черная пластинка. Была она кем-то основательно заиграна. Игла то и дело проскакивала на царапинах и издавала знакомый кхекающий звук.
– Олег, – в дверь просунулась отцовская голова, – ты чего застрял? Пойдем пить чай.
– Сейчас!
Я прихватил домашнюю одежду и отправился переодеваться в гостиную. Когда принес обратно брюки с рубашкой, Ирка, вооружившись допотопной лупой, уже сидела с ногами на кровати. Теперь она была не принцессой, а сыщиком. Пластинка пела:
– Ир, – спросил я, – ты лупу где взяла?
Она махнула рукой.
– Отстань.
В который раз за этот день я пожал плечами и прикрыл дверь. Была ли у нас такая лупа, я не помнил. А даже если и не было. Что такого? Поиграет и вернет. Я ей сейчас отдал бы все что угодно.
– Ты только живи, сестренка.
Фраза эта прозвучала почти, как молитва. Да она и была молитвой, понятной в этом мире только мне.
Глава 7. Шторм
Мать стояла возле стола и слегка ошарашенно смотрела на мои покупки. Отец тихонько посмеивался, сидя на табурете. Я пристроился за стол, напротив него, старательно делая вид, что все идет по плану.
Творог, булки, семечки и карамель были восприняты стоически. С яйцами вышла заминка.
– А трех десятков не было? – поинтересовалась мать, перекладывая их из сетки в миску.
Я дожевал оладушек и заверил:
– Закончились, честное слово.
– И в магазине тоже? – Не поверила она.
Следующим оладушком я поспешил заткнуть рот и дальше уже мог только кивать, как заводной болванчик. По крайней мере, ближайшую пару минут. Кивать и надеяться, что ко мне перестанут приставать. Не сработало.
На стол выставили литровую банку.
– Усохла? – Последовал язвительный вопрос.
Отец поперхнулся и заржал.
– Разбилась. Так вышло, – пояснил я немного виновато, – на пустыре споткнулся неудачно.
Мать сразу встревожилась. Банки банками, а дети всегда важнее. Меня тут же засыпали вопросами:
– Упал? Разбился? Сильно? Где болит?
Подняли на ноги и принялись осматривать, как маленького. Я вяло отбивался:
– Ма, все нормально. Да не ушибся я. Удачно упал. Только банку разбил.
– Точно?
Мама все еще не верила. Мне ее беспокойство было приятно.
– Мам, честно. Совсем не ушибся. А банку надо вернуть. Мне ее в долг дали.
– Вернем. – Пообещал батя.
– Ладно. – Мама наконец сдалась. – Пейте чай, а вечером пойдем купаться.
Отец тут же приуныл. На вечер у него были другие планы. Но купаться мы все же пошли. Все. И Вику я в этот раз не видел.
Ирку погнали спать в одиннадцать. Она пыталась бурно возмущаться. Просила посидеть еще капельку. Ну хоть чуточку! Мать была неумолима. Отец в процесс укладывания обожаемой дочери предпочитал не вмешиваться.