Было без пятнадцати восемь. Возле входа потихоньку собирался народ. Мы остановились там же, я снова сгреб Иркину ладошку. Отчего-то стало страшно. Мне все время казалось, что я упущу ее, отвернусь, отвлекусь, потеряю и больше никогда не увижу. Это было похоже на паранойю, чем жутко меня злило.
Ирке же было любопытно. Она все время рвалась куда-то сбегать, что-то посмотреть. Одна, сама, как взрослая. В какой-то момент я не выдержал и попросил:
— Ир, давай договоримся, не убегай от меня. Если что-то захочешь увидеть, лучше скажи мне, я схожу с тобой.
Она возмутилась:
— Вот еще, я не маленькая! Я и сама могу!
И вырвала свою ладонь. Я взял ее за плечи, крепко, наверняка, повернул к себе, постарался говорить, как можно убедительнее:
— Ира, не злись. Постарайся понять, я отвечаю за тебя перед родителями. Ты удерешь, а у меня потом будут неприятности. Меня будут ругать. Неужели, ты этого хочешь? Неужели так должны поступать настоящие сестры?
Глазки у нее стали строгими, она задумалась и спросила:
— А тогда я стану как Вика? Стану этой… — Она попыталась выговорить: — Эгно…
Я не сдержался и улыбнулся. А потом подсказал:
— Эгоисткой.
— Стану? — Снова спросила она.
— Выходит так… Станешь.
Ирка понурилась.
— Я не хочу быть, как Вика. Я не хочу, чтобы тебя ругали. — Она высвободила плечи и снова вернула мне свою ладошку. — Я поняла.
Двери открыли без пяти восемь. Внутри царил полумрак. Сидячих мест не было. Публика заходила и выстраивалась по периметру, вокруг невысокого, по пояс ограждения. Взрослые ставили детей вперед. Никто не спорил, не шумел не толкался. Места хватало всем.
За ограждением, в самом центре на высокой металлической конструкции возвышался большой сетчатый шар. Помнится, я где-то читал, что шар этот чаще всего делали высотой семь метров. Я прикинул на глазок — примерно так, но голову на отсечение бы не дал.
С другой стороны купола, напротив входа для публики, от шара к самому пологу был установлен… Я не сразу смог подобрать название для этой конструкции. Больше всего она походила на металлический корабельный трап. Что ж, пусть так и будет. На точность я не претендовал. Ирка его тоже заметила и тут же зашептала:
— Олежка, что это?
— Трап, — сказал я, — здесь мотоциклы будут заезжать в шар. Там есть дверка.
— Хочу посмотреть.
Она потащила меня за руку вперед и остановилась почти у самого съезда. Я был не против. Мне тоже стало интересно. Скоро свет в зале погас. Под сводом шатра вспыхнули прожекторы. Только я смотрел совсем в другую сторону. В куполе возле трапа откинули полог. В шаре открыли одну секцию, освобождая проход внутрь.
Заиграла музыка. Совсем другая — торжественная, напряженная. Громко били барабаны. Потом ударили литавры. Под этот звук на помост с рыком влетел первый мотоцикл, проехал внутрь шара и там остановился. Следом появился второй. Последней была девушка. Шлем у нее висел на руле, поэтому я смог разглядеть ее лицо.
Что сказать? Как в известной присказке — молодая была совсем не молода. Даже яркий театральный грим не мог скрыть истинный возраст циркачки. Ей было хорошо за тридцать. Даже ближе к сорока. Тем большее уважение вызывала ее смелость.
Когда все трое оказались в шаре, открытую секцию вернули на место. Из музыки исчезли духовые, остались одни барабаны. Под их мерную дробь мотоциклы сорвались с места и устроили настоящую фантасмагорию.
Ирка совершенно трогательно прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи. Ей было интересно и страшно одновременно. Когда циркачи проезжали по стенке шара прямо напротив наших лиц или вылетали на потолок она вздрагивала и повторяла: «Ой, мамочки!»
Я замирал вместе с ней. Зрелище того стоило. Стало жаль, что я не увидел его раньше.
Время пролетело незаметно. Шоу длилось сорок минут. Мне показалось, что прошло не больше десяти. Когда спортсмены остановились внизу, покинули своих железных коней и сняли шлемы, публика разразилась аплодисментами. Ирка завела свое любимое ура. Я ее по-братски поддержал.
Потом мотоциклы снова выезжали мимо нас за шатер. И я увидел, как по лицу женщины, по щеке, по гриму стекает струйка пота. Что лоб ее блестит от испарины. Что грудь ее тяжело вздымается. Сразу подумалось: «Сколько сил, сколько нервов, какой концентрации требует это коротенькое выступление?» Я бы точно так никогда не смог.
На улице, когда шатер остался за спиной, Ирка вдруг прошептала:
— Олег, я в туалет хочу.
Я пошутил:
— Похоже, Ир, чай был лишним?
— Пойдем быстрее, — не поддержала шутки она.
— Пойдем. До дома совсем недалеко. Город маленький.
Мы почти побежали. Мысль предложить ей посетить с инспекцией кустики я откинул сразу. Оставить ее одну без присмотра было выше моих сил.
До дома долетели почти незаметно. Родителей во дворе не было. Зато в наших окнах горел свет — в гостиной и на кухне.
— Родители уже дома, — сказал я.