И очереди в туалет по субботам нет. В семейном общежитии в будни в каждой комнате по утрам очередь в туалет. Маме нужно накраситься, брату зубы почистить, а папе побриться. И всё это в малюсенькой комнатушке, где стоят и унитаз, и ванная, и раковина, и тумбочка с папиными "причиндалами" (как называет их мама) для печати фотографий. И тут же стоит мамина гордость и повод для зависти соседок — электроплитка, на которой мама готовит, чтобы лишний раз не ходить на общую кухню общежития.
***
В эту светлую весеннюю субботу проснувшись, зевнув и потянувшись, я обнаружила, что нахожусь одна в комнате. Тогда я просто подумала, что каждый вышел по своим делам и вот-вот кто-то из них вернётся. Я села, не вылезая из под своего любимого одеялка. Огляделась. Мой любимый Тосик ночью видимо выпал из рук и теперь лежал мордочкой вниз у края подушки. Соседнее раскладное кресло старшего брата было собрано. Рядом стоящий родительский диван тоже был сложен и заправлен. На столе пускала лёгкие клубы пара папина чашка с чаем. Шифоньер, который мама почему-то называла казённым (хотя, по-моему, он никак не был связан ни с козами, ни с козлятами), был открыт. Даже привычно спящего клубочком кота не было ни на родительском диване, ни на подоконнике, ни на радио-проигрывателе.
Тревога стала проникать ко мне под маечку точечными уколами холода. Я позвала маму. Никто не ответил. Позвала папу. Результат — тот же. Звать брата мне не хотелось, но было так страшно, что я позвала и его. Но опять никто не отозвался. Мне стало по-настоящему страшно.
В непривычной и необъяснимой тишине комнаты мне казалось, что из ванной сейчас кто-нибудь выскочит, страшный-престрашный. Схватив Тосика я сползла со своего раскладного кресла и залезла под стол. Затаив дыхание я смотрела в дверной проём не моргая. Я ждала, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и в комнату ворвётся чудище!
Сколько я так просидела — не знаю. Но одна нога у меня затекла и по ней побежали противные колющие и причиняющие ужасную боль мурашки. Наконец послышались приближающиеся шаги за входной дверью. Я вжалась в стену в ожидании чудовища. Глаза наполнились слезами, и чтобы не выдать себя, я заткнула себе рот своим Тосиком.
Первым вошёл папа, он смотрел себе под ноги, поэтому лицо сложно было разглядеть. За ним вошла мама. Сначала мне показалось, что её лицо испачкано чем-то светлым, так как оно сильно отличалось от привычного вида. Но только спустя мгновение я поняла, что оно не испачкано. Это её кожа побледнела настолько, что изменила цвет.
Мама бледная и какая-то потерянная прошла мимо меня, села на диван, даже не заметив, что меня нет в кровати. Это заметил папа.
— А Рита где? — папа стал крутиться, оглядываясь по сторонам. — Доча? — ласково позвал он. — Ты где спряталась?
— А ты закрыл дверь, когда мы уходили? — как-то безучастно и отстраненно спросила мама.
— Не помню…
— Я тут — отозвалась я, изо всех сил стараясь скрыть, что я плакала.
— Иди ко мне, — папа помог мне вылезти из-под стола. — Пойдём умоемся, оденемся, позавтракаем и погуляем.
Через пару минут пришёл брат, лицо его было красным, дыхание сбивчивым, как будто он опять удирал от друзей во время игры в догонялки или войнушку. Но сейчас утро, и ещё никто не вышел гулять во двор. Где он так успел набегаться?
— Ты чего такой запыхавшийся? — спросила я брата, сидя на сильных руках папы и глядя на брата сверху вниз.
Он мельком глянул на папу, который подал ему какой-то знак рукой.
— Не твоё дело — и начал снимать олимпийку и кеды.
***
Всю следующую неделю мама была молчаливой и неразговорчивой, как и папа. И брат со мной почти не разговаривал и на любой мой вопрос отсылал меня спросить у родителей. Хотя именно в эту неделю почему-то именно он больше всего времени проводил со мной. Он отводил меня в детский сад, потом бежал в школу, вечером забирал меня, кормил, переодевал. И даже во дворе я гуляла под его строгим надзором. К концу недели у меня сложилось впечатление, что родители меня больше не любят, а брата наказали за что-то, заставив всё свободное время тратить на меня. В воздухе всё время теперь висела горькая тишина. Стоило кому-то открыть рот, и все старались побыстрее замолчать, чтобы этот горький противный воздух не попал внутрь.
Никто мне ничего не объяснял. Тревога моя росла. Мне снились кошмары и я стала спать между родителями на их диване. Тогда я сама стала искать объяснения происходящему. Случилось что-то страшное — это очевидно. Возможно это мамина коллега, некая Зойка, сломала сверлильный станок, за который отвечала мама. А может это папин проект провалился? Он так переживал из-за него. Неужели кто-то испортил все его ватманы с чертежами, частенько разложенные по всей комнате так, что и поиграть было негде?
Я ждала субботы. Ведь в субботу должно было всё это кончиться. Дождалась. Наконец-то суббота. Но стало только хуже.
***