Но мне, разумеется, было крайне неприятно в один момент лишиться всех своих знакомых. Да ещё и стать персоной нон грата в их обществе. Пришлось искать себе других друзей. Благо, улица даровала мне способность быстро заводить друзей. Былая общительность была очень кстати, когда я устроилась работать за барную стойку. Да и рассказать пару баек, вусмерть пьяным клиентам я могла, а потому быстро стала одним из главных факторов притяжения в своём баре.
Тем не менее друзей я так особо и не завела. Мне вечно казалось, что меня все бросят и предадут. А потому, будучи для всех душой компании, у себя в душе я чувствовала тотальное одиночество. И смогла найти что-то общее лишь в таком же одиноком и преданном, как и я сама. Но он был бесшёрстным, так что мы не могли быть вместе. Не потому, что общество могло нас осудить. А потому что я сама стала бояться этого осуждения. И я опять всё испортила...
И это уже было ни черта не хорошо и совсем неправильно.
Но эта мрачная картина вскоре сменилась другой. Я вдруг стал самим собой, Мистралем, арктическим волком. Тем, кем и был изначально. Только я был не взрослым и уверенным в себе командиром Гончих, а совсем маленьким щенком. Я рос без родительского тепла и в не самой роскошной части Аркадии. Может быть даже, как раз в самой бедной. Кто-то скажет, что быть последним, среди людей первого сорта - довольно неплохая учесть. Но только не для ребёнка в агрессивной детской среде. И ведь меня даже некому было защитить!
Едва ли персоналу детского дома, пусть и весьма элитного, было дело до того, что их подопечного избивают в школе за низкое социальное положение. Я терпел издёвки и не мог дать сдачи. Моих сил просто было недостаточно для того, чтобы навалять задирам по первое число. Да и язык у меня был недостаточно длинный, чтобы уметь со всеми договориться и каждого заболтать. Приходилось сносить удар за ударом, окунания в унитаз, обидные прозвища и прочие "радости" жизни во время самого "счастливого" периода жизни.
Но даже у меня нашлись заступники. Некто, к сожалению, не помню, кто именно это был, как-то сказал мне: "Никому неинтересно пинать мёртвого волка!" И в этой фразе я увидел наконец свою силу. Ибо я не был мёртвым волком, у меня был потенциал, который во мне пытались убить из зависти. Я был далеко не так слаб, как считал. И язык мой был искусен, как во лжи, так и в правде. Мне оставалось только прогрызть себе путь через злопыхателей, пройти по их головам. Так, чтобы они остались позади, упиваться своей ядовитостью, а я пошёл вперёд.
Разумеется, я так и сделал, иначе бы я не стал командиром Гончих. Иначе не выбрался бы из школьных раздевалок, в которых меня постоянно зажимали. Так бы и остался мальчиком для битья у более богатых детей.
Может мне и повезло быть именно волком в этом обществе, но я уверен, что моё положение было обусловлено не только происхождением. Ибо кому нужен зверь без роду и племени, пусть и сам по себе изначально статный? В том и суть. Мне никто не помогал и я сам себя выковал. Этим мне и нравится Пурград. И поэтому я хочу защищать его принципы. Здесь каждый может стать кем угодно, если приложит усилия и покажет достаточную прыть. Нет никакой удачи, нет никаких каст. Только упорный труд может превратить обычного зверя в сверхзверя, который стоит от нас так же далеко, как мы далеки от диких животных. Только постоянный рост над собой приближает пушистого к миру воли, в котором сокрыта истинная власть над сутью вещей.
Но и сильным людям нужна прочная опора. Даже вернее будет сказать, что сильные люди нуждаются в том, чтобы иногда побыть слабыми. Тот, кто опекает вечный порядок, сам иногда должен быть холен и лелеян. Непобедимый и непокорный воин, у себя дома хочет быть слабым и зависимым. В этом и есть смысл той фразы, что гласит: "За каждым великим мужчиной, стоит не менее великая женщина". Моя великая женщина - Сирокко. И она нужна мне, как воздух. Пора просыпаться и сбрасывать этот морок... и спешить к ней... чем скорее, тем лучше!
liberte.txt / Mistral / Purgrad / Art
Когда я очнулся, то лица моих новых знакомых уже были не такими радостными и понимающими, как раньше. Напротив, теперь в них чувствовалась какая-то неприятная серьёзность, смешанная с явным напряжением. Да и было здесь, из всей когорты травоядных, ныне только двое: тот важный олень и Шон.
Я спросил у них:
– Сколько... сколько я спал?
– Не больше получаса. – недовольно выпалил мой старый знакомый.
– А мне казалось, что я уже прожил многие жизни...