Пурпур и яд

Но должен же быть на земле уголок, где можно скрыться от ненависти и вражды! Острова Блаженных! Так называют эти два острова в океане. Там дуют мягкие и влажные ветры, умеряя летний зной. Добрая и тучная земля примет семена и воздаст сторицей за труд. Но где отыскать надежных и верных спутников, граждан будущего справедливого государства? Среди римлян, отягощенных убийствами и преступлениями? Во владениях Митридата? Но там царит тот же произвол и летят головы невинных по капризу владыки!

Иберы! Они еще не испорчены властью. Они умеют ценить друзей. В их стране можно отыскать спутников и построить корабль надежды.

ПАДЕНИЕ АФИН

Наступило новолуние. Над акрополем повис край месяца, подобно лезвию кривого фракийского ножа. Он едва освещал громаду Парфенона с синеватыми призрачными колоннами, подпирающими темную кровлю. Весь же город терялся во мраке, отягощенном воспоминаниями о бедствиях прошедших времен. Полторы тысячи лет назад, в такое же новолуние Антестериона, на Афины обрушились проливные дожди. В течение нескольких часов пространство вокруг акрополя превратилось в бушующее море. И именно эту ночь Сулла избрал для штурма!

Подготовка к нему началась нундины назад, когда консул узнал от лазутчиков, что афиняне оставили без охраны часть стены, что возле Гептахалка.

Небывалое рвение охватило легионеров, мечтавших о богатой добыче. Каждый из них хотел отличиться перед центурионом, центурионы — перед трибуном, трибуны — перед легатом, а судьей всем был Сулла. От его взора не ускользала ни одна мелочь. Он позаботился о том, чтобы воины, каким предстояло первым взобраться на стену, были одеты поверх лат в темные плащи, чтобы оружие их было хорошо прилажено и не гремело, чтобы они были сыты и сохраняли бодрость. Вступая в беседу, Сулла называл каждого воина по имени и, что более всего удивляло, вспоминал мельчайшие детали его боевой службы. Он помнил, где и когда были получены знаки отличия и ранения. Все это воодушевляло солдат, уверенных, что и в будущем их заслуги не будут забыты.

В полночь, незаметно оставив горящие костры, римляне подползли к Гептахалку и приставили к стене лестницы. Афиняне подняли тревогу лишь тогда, когда Атей был уже за стенами. Смещенный Суллой с должности начальника баллистариев, он стал рядовым легионером и теперь хотел оправдаться в глазах полководца. Сломав свой меч о шлем афинянина, Атей схватился с ним врукопашную. В это время другие воины, прыгнув со стен, кинулись к ближайшим воротам.

Прошло еще несколько мгновений, и лавина римлян хлынула в город. Груды мертвых тел отмечали их путь к агоре.

Бой здесь вспыхнул с новой силой. Разъяренные сопротивлением, легионеры носились по узким улицам, врывались в дома. Иных влекла надежда на добычу, других — страсть к убийству. Никому не давалось пощады. Мечи одинаково разили стариков и женщин. Кровь лилась потоком, залив весь Керамик вплоть до Дипилонских ворот. Вспыхнули пожары. Горящие стропила обрушивались, взметая столбы пламени. Зарево освещало колонны, напоминавшие беспомощно вскинутые вверх белые руки.

С губ Суллы, наблюдавшего за неистовством воинов, не сходила жестокая улыбка. Щеки покрылись румянцем. Наконец осуществилась его мечта. Что ничтожный Герострат, сжегший храм Артемиды! Он, Сулла, уничтожил великий город с тысячелетней историей.

Сенаторы, находившиеся в войске, умоляли Суллу прекратить резню. А он таинственно улыбался и молчал. И только сообщение, что воины ворвались в Пестрый портик и кромсают мечами картины, заставило его встать.

Над городом, погруженном в кровавый мрак, разносились трубные звуки. Они, как потом лицемерно заявил Сулла, даровали милость живым ради мертвых. Сулла имел в виду тех великих афинян, поклонником которых он себя считал.

Но каждый, кто пережил эту страшную ночь, знал, что милость людям была дарована ради свитков, статуй и картин, которые Сулла хотел сохранить для себя. В то время как воины Басилла стали под стенами акрополя, скрывавшими Аристиона и последних защитников Афин, квестор Лукулл, пользуясь списком Кафиса, собирал картины и статуи, чтобы вывезти их за стены в римский лагерь, а Мурена загружал повозку футлярами со свитками. Боги Афин и их мудрость отныне принадлежали победителям.

Перед лицом Аристиона вспыхнула ослепительная струя. До его сознания не сразу дошло, что это мрамор. Ваятель изобразил спор Посейдона с Афиной. Трезубец, воткнутый в каменистую землю, пробил путь источнику. Когда-то здесь происходили чудеса. Видимо, люди были их достойны. Он этого не понимал. Призраки прошлого обманули его. И вот теперь пришла расплата. Римляне стоят внизу. Они могли бы разбить этот мрамор своими ядрами. Они знают, что акрополь падет к их ногам, как перезревшее яблоко. Перерезан водопровод. Мраморным изваяниям не нужна вода. А люди изнемогают от жажды.

«Эти уже мертвы. А другие спустились вниз за милостью победителей. Сулла щадит живых ради мертвых. Так кричат его глашатаи. Но они же провозглашают награду за мою голову».