Пурпурная лилия

— О да, керида! Обязательно. — Его ярость немного улеглась. — Мы с тобой так похожи. Мы так подходим друг другу. Нас ничего не может остановить, если мы чего-то хотим. Я хочу получить Сабрину с ее состоянием, а ты гринго с деньгами!

Опасность миновала, и Констанца улыбнулась, на сей раз гораздо естественнее.

— Карлос, ты — негодяй. Ладно, скажи, что ты задумал?

Карлос долго смотрел в темноту.

— Увы! Пока не знаю! Ничего не могу придумать… пока. — Он взглянул на нее. — А ты?

— Кое-что… Но тебе это будет стоить кучу денег. Так ты хочешь Сабрину или нет? — холодно спросила она.

— Хочу!

— Тогда постарайся раздобыть деньги.

— Хорошо!

Констанца смотрела на свои руки, лежавшие на столе. Голос у нее срывался, когда она вновь заговорила.

— Мы заполучим Сабрину для тебя… Она женщина и должна слушаться своего отца… или опекуна. Я же вряд ли стану сеньорой Бретт Данджермонд. Мужчину нельзя заставить вступить в брак, в отличие от Женщины…

Она посмотрела на Карлоса, и он прочитал в ее глазах такую боль, какой еще никогда не видел.

Карлос был тронут и погладил ее руку.

— Ты так любишь его? Она горько усмехнулась.

— О, да. Так люблю, что если не могу заполучить его для себя, то не хочу, чтобы он принадлежал и другой женщине. — Голос ее окреп, лицо словно окаменело. — Я все сделаю, и он не женится на Сабрине! У нее есть все — деньги, молодость, положение! А у меня ничего! Я не позволю ей завладеть им! Не позволю!

— И ты знаешь, как отвоевать его? Как отменить оглашение, которое вот-вот состоится?

— Я заставлю ее смотреть на него с ужасом и ненавистью, если только она женщина, а она женщина…

Карлос задумчиво разглядывал вдруг ставшее незнакомым лицо.

— Как?

Констанца улыбнулась.

— Я не скажу сейчас. Сначала золото, много золота, Карлос, потому что потом я должна буду немедленно уехать отсюда. Навсегда! Я не смогу оставаться в Накогдочезе, чтобы она не узнала правду. Значит, ты должен оплатить мне дорогу в Испанию и обеспечить мне безбедное существование на всю оставшуюся жизнь.

— У нас мало времени, — настаивал Карлос. — Что-то надо сделать прямо сейчас.

— Как только ты, — улыбаясь, но твердо произнесла Констанца, — дашь мне золото, я приведу Сабрину в твои объятия…

Глава 16

Последний гость покинул гасиенду много позже полуночи, и Сабрина, пожелав отцу и Бретту спокойной ночи, отправилась к себе. Повесив свое прелестное платье на стул и довольно вздохнув, она юркнула, обнаженная, в постель, уверенная, что заснет, едва коснется головой подушки.

Не тут-то было. Слишком много случилось такого, что ей надо было вспомнить и обдумать. В конце концов она спрыгнула с кровати и стала бродить по комнате, потом вышла на балкон и выглянула в ночь. Блеск воды привлек ее внимание, и неожиданно для себя она решила пойти искупаться. Натянула старое платье, даже не позаботившись о белье, тихо открыла дверь и выскочила на лестницу. Еще несколько мгновений, и она была уже во дворе и бежала к озеру.

Луна освещала озеро таинственным серебристым светом, и Сабрина любовалась им, идя по бережку, омытому еще теплой после жаркого дня водой. Ночь стояла тихая. Сова и то молчала. Сабрине даже показалось, что она единственная на всей земле не спит. Как ни странно, она успокоилась и перестала думать о завтрашнем дне.

Однако не одна Сабрина не спала в эту ночь. Бретт тоже никак не мог уснуть, и, хотя Сабрина почти бесшумно пробежала мимо его двери, он уже не мог оставаться у себя. Полуодетый, он тоже мерил шагами комнату, пока не услыхал скрип половиц. Его одолевали горькие мысли. Бретт никак не мог поверить, что влюбился всерьез.

Он привык держать свое сердце наглухо закрытым и старался не заглядывать в него до сегодняшнего дня. Любовь казалась ему слабостью и безумством, и, как пойманный в капкан зверь, он безнадежно старался вырваться на волю. Вечером он почти признал свое поражение и теперь понял, что окончательно признать его — всего лишь дело времени.

Положение, в котором он оказался, было мучительным. Он не лгал, когда говорил, что больше всего ему хочется бежать подальше от этого места. Так оно и было. Одна мысль о Сабрине погружала его в пучину отчаяния. Ему казалось, что она поймала его в свои сети и держит словно паук — муху.