Пурпурное Древо Порфирия

Лыбедь принялась ныть и канючить, когда тяжелый венчик чувствительно сдавил ее русоволосую головку. Пришлось улещать и успокаивать дитятко. Девочка недовольно сопела носом, но больше не сопротивлялась. "Надо одеть их потеплее," - размышляла Домогара. Весна выдалась недружная, холодная. Морена-Зима изо всех сил сопротивлялась золотым стрелам солнечного Дажьбога. Княгиня выдала детям теплые кафтанчики рытого бархата и терпеливо выслушала уже ставшую привычной обиженную речь мальчишек о том, что они уже взрослые, а их кутают как малых несмышленышей. Ребята совершенно не догадывались, что веселый праздничный выход закончится для них бегством из родного дома. Они искренне радовались, предвкушая игрища и другие забавы.

Из терема княжеская семья вышла, окруженная не только сенными девушками, но и крепкой стражей. Домогаре до смерти хотелось довериться воеводе Претичу, пожалиться, рассказать обо всем, да нельзя- и у стен есть уши. Единственное, что позволила себе княгиня- попросила старого вояку самого быть нынче в их охране. Задумчиво глянул Претич, помолчал, переваривая услышанное. Потом кивнул согласно и попросил княгиню о милости: позволить его женке Милене послужить ей в этот светлый праздник.

На тесных улочках нижнего города их встретила разгульная толпа. Обряженные в личины мастеровые и их развеселые подружки прыгали, забавляясь древней как мир игрой в бычка. Ряженные турами парни грозно потрясали навешенными рогами, норовя уколоть приплясывающих рядом девиц. Молодицы весело взвизгивали, ловко уворачиваясь от охальных рогов. Громко гудели сопелки и рожки. Народ встречал ласковую Лелю. Ведь как по весне умилостивишь Рожаниц- таков и урожай будет.

Лыбедь тоже запрыгала, вырываясь от матери. Ей загорелось плясать с молодыми насельниками, кружиться в лихом танце, чтобы вместе с ней вращалось золотое солнце и ярко-синее весеннее небо. Домогара еле удержала дочку.

Княгиню ждали на Красной горке, небольшой круглой возвышенности у самых городских стен. Без нее не начнут обряд, нужно было спешить. Грязный сырой снег почти везде скрывал еще не проснувшуюся землю. Только на холмах сделались проталины и обнажился жирный чернозем с желтой прошлогодней травкой. Оно и ладно. Ведь петь веснянки, призывая тепло, совершенно не годилось, стоя на снегу, подарении уходящей стужи.

Волхвы-гусельники перебирали звонкие струны, веселя народ песнями и былинами. Промокшие от талой воды озорные ребятишки шустро катали по земле писанки- ярко раскрашенные глиняные яйца. Тут уж Домогара могла сколько угодно удерживать; Кий, Щек и Хорив, даже не спросившись, бросились играть вместе с ними. Как не втолковывай мальчишкам, что они не щелупень безродная, а княжьи дети, все равно они поступали по-своему. Заботливой маменьке оставалось только порадоваться, что не забыла снабдить чадушек затейливо разрисованными катанками. Пусть уж не хуже других повеселятся.

Домогара всегда сама расписывала яичные глиняные болванки. Белые рогатые лосихи на небесно-голубом фоне неизменно удавались ей. Еще старая бабка втолковывала ей давным-давно, что раньше Девы-Рожаницы были лосихами и паслись себе по синему небу. Правда, иногда на писанках изображали и коней. Месяц апрель-березозол не только быкам-турам посвящен, но и лошадкам тоже. Кто ж как не они свезут весну, Ладу и Лелю, на русскую землю?

Навстречу княгине шагнул старый Слуд, служитель небесного владыки Рода-Святовита. Именно он почти полгода назад принимал клятву боярина Шкирняка. Теперь Домогаре даже вспоминать было дико, как униженно по-собачьи тогда глядел поганый предатель, льстиво гнул свою жирную спину. Небось, уже тогда задумал свое черное предательство, иуда! Надо ли говорить, что и сам волхв не вызывал теперь у владычицы теплых чувств. Но дело есть дело! Она, по крайней мере пока еще, княгиня и свои обязанности с этим саном сопряженные должна выполнять. Поэтому Домогара бестрепетно шагнула вперед и по-положенному отвесила Слуду поясной поклон.

Вновь заиграла музыка, и женщина плавной хороводной поступью поплыла навстречу светлому солнышку, на макушку Красной горки. На самой вершинке она остановилась и, поворачиваясь на восток, запела низким грудным голосом:

Едет весна, едет

На золотом коне,

В зеленых санях.

На сохе сидит,

Землю пашет,

Жито сеет!

Полные руки Домогары в призывном жесте поднялись к небу. Блестящий луч яркого весеннего солнышка заиграл на широких золотых браслетах. Нестерпимо засияли на них благостные лики Дев-Рожаниц. Княгине даже показалось, что где-то там, в бирюзовой вышине, ее услышали и откликнулись. Люди, оставшиеся у подножия Красной горки, протяжно вторили ее пению, призывая весну. Целый лес поднятых в небо рук раскачивался там, внизу. В эти мгновения Домогара начисто позабыла свою тоску по Ольгерду, коварство Шкирняка, заботу о детях,. Все обыденное осталось далеко, в мире людей. А здесь она молила небо о тепле и животворительной влаге, о добром урожае и благодати для родной земли.