А теперь мы все сидим на кухне, и Эндрю доедает уже второй кусок пирога. Тот самый, который он должен съесть за меня. Не могу сказать, что это справедливо, поскольку он не может по-настоящему оценить вкус этого пирога. Он всегда говорил про лимонный пирог: «Нормально». Не лучше, чем обычное печенье или ванильное мороженое. Хотя, возможно, тот кусок, что он ест за меня, кажется ему немного вкуснее.
Мама спрашивает: «Ты уже был у Мэри Энн?
Эндрю краснеет и опускает глаза, словно его уличили в чем-то недостойном.
– Нет, мэм. Еще нет. Мы переписывались, и я сообщил ей, что возвращаюсь. Но пока еще не звонил, нет.
– Да, но почему? Ты же знаешь, она наверняка захочет увидеться с тобой.
– Вы так думаете?
Моя мама вздыхает и направляется к телефону, который висит на стене возле холодильника. Судя по всему, пока меня не было, отец приобрел новый телефонный аппарат. Да и не только его. Повсюду я вижу новые вещи. Новая плита. Новый диван. Думаю, он старался хоть как-то восполнить ее утрату.
Она говорит с оператором, а Эндрю выглядит так, будто готов провалиться сквозь землю.
– Мэри Энн дома? Спасибо. – Она улыбается Эндрю, который вновь отводит взгляд. – Мэри Энн, угадай, кто сейчас у меня в гостях. Верно. Прямо у меня на кухне, клянусь. Может, ты придешь сегодня вечером на обед? Я зажарю пару цыплят. Они такие большие, так что наедимся досыта. Да, передам ему привет. Отлично. Жду тебя в шесть.
После обеда Мэри Энн предлагает моей матери помочь вымыть посуду. Мама даже слышать об этом не хочет. Она все пытается оставить эту парочку наедине друг с другом. Но Мэри Энн настаивает на том, что хотя бы уберет со стола.
Я вместе с ними на кухне и слышу, как моя мама говорит:
– Мэри Энн. Дорогая. Пожалуйста, пойми меня правильно. Может быть, пришло время, когда пора снять это обручальное кольцо. Ты же еще молодая женщина.
Мэри Энн застывает с открытым ртом. У нее такое выражение лица, будто мама только что предложила ей выбросить Робби в помойку или зажарить Никки на огне.
Она пытается сказать что-то, но ей не удается издать ни звука.
– Просто подумай об этом, милая, – говорит мать. – Подумай о том, что я сказала. Рано или поздно все равно придется.
Потом она выпроваживает всех нас в гостиную и произносит громко и весело:
– Я не приготовила никакого десерта, так что, Эндрю, тебе придется пригласить Мэри Энн на прогулку и купить ей мороженое.
При этом все знают, что на кухне осталось три четверти изумительного свежего пирога. Но Эндрю ведет себя, как настоящий болван.
Он говорит:
– О, я думаю, еды было достаточно. Я объелся. Правда.
Мать бросает на него взгляд, словно говоря: «Проснись».
– Но может быть, Мэри Энн хочется мороженого.
Он встречается с ней взглядом и улавливает скрытый в нем намек.
– Да, конечно. Мы пойдем прогуляемся по набережной.
Все незаметно качают головами. Мой отец. Моя мать. Я.
Теперь мы втроем стоим, облокотившись на парапет, и смотрим на море. Вернее, только двое опираются на парапет. И двое едят мороженое. Но все равно мы вместе.
Догадываетесь, о чем шел разговор? Весь вечер?
Он начался сразу, как только мы вышли из дома.
Мэри Энн говорит:
– Я хочу знать каждую мелочь, каждую минуту из того, что произошло на этой войне.
Так что Эндрю начал выкладывать все разом, и только к тому моменту, как мы дошли до набережной, стало очевидным, что Мэри Энн забыла добавить фразу «то, что касается Уолтера», поскольку, как я понимаю, она думала, что это само собой разумеется.
И вот уже битый час продолжается монолог Эндрю, и мы стоим на набережной, глядя на рыбацкие шхуны, которые маячат вдалеке.
Мэри Энн поднимает голову и наблюдает за чайками, которые выписывают круги прямо над нами.
– Помнишь, как он кормил их хлебом из бумажного пакета? Они всегда так радостно кричали. Интересно, радуются ли они сейчас?
Эндрю пожимает плечами.
– Чайки всегда кричат.
Мэри Энн, похоже, не слышит его слов. И продолжает:
– Он всегда был уверен в том, что они его знают. Он даже говорил, что, когда они кружат над головой, он словно слышит, как они кричат друг другу: «Смотри. Пришел тот парень с хлебом». Как ты думаешь, они узнали нас? Мы ведь часто приходили сюда вместе с ним.
– Хм. Не знаю, – говорит Эндрю. – Возможно. – Но можете не сомневаться, он совсем не это имеет в виду. Похоже, он чувствует себя неловко в этой настоящей жизни. Впрочем, Мэри Энн этого не замечает.
– Расскажи мне, как он погиб.
Ее просьба повисает в воздухе, и Эндрю становится вдвойне неуютно.
– Лучше тебе этого не знать.
– Нет, я хочу.
– Почему?
– Потому что это он. Это была часть его жизни. Я знаю все о его жизни до войны. Теперь мне нужно знать и эту часть. Я понимаю, что это было ужасно, но тебе все равно придется рассказать мне.
– Это не было ужасно.
– Должно было быть. Как смерть может быть другой?
– Была лишь маленькая дырочка от пули. Только что он был рядом со мной, и вот уже лежит на земле с крохотным отверстием во лбу. Его даже не было заметно. И он выглядел спокойным.
– Еще год назад я бы не смогла об этом говорить. Но сейчас я уже научилась держать себя в руках.