Это было вранье, давняя шутка, которую я привыкла преподносить как свои вкусовые пристрастия. На самом деле у меня не было предпочтений. До тех самых пор, пока я не увидела Дэра.
Слова Вальди взволновали меня, принесли в сердце непонятную надежду. Хотя, конечно, Магици до меня не было никакого дела… Однако против воли я высматривала его в толпе, и представляла, какой он человек. У меня не было опыта общения с мужчинами, исключая братьев и отца. Все, что я знала о противоположном поле — они любят рисковать, они непостоянны, могут втянуть тебя в переделку и оставить самой расхлебывать кашу. По крайней мере, таковы были мои старшие, с которых ещё не сошла молодецкая лихость. Хотя даже они никогда не бросали меня перед лицом настоящей беды, да и любопытство порой вынуждало тянуться к мужчинам, в надежде познать что-то особенное, возможное только для противоположностей.
— Рыжего ей подавай, — хмыкнула Вальди. — А что насчет каштановых? Или русых? Может быть, светленьких? Есть один на примете — с глазами как небо.
Вальди была опытной кокеткой, умело строила глазки, вовсю чмокала ухажеров в щеки и очаровательно смущалась. Ей тоже было девятнадцать, но выглядела она куколкой: большие синие глаза, красно-каштановые волосы — густые и роскошные, губки «бантиком» и изящная фигура. Родители всюду отпускали её с хмурым стариком — слугой по имени Гизт. Несмотря на внешнюю дряхлость, он мог защитить охочую до приключений подопечную — костылем бил так, что будь здоров. Вальди рассказывала, что раньше Гизт был воином, но, отойдя от дел, прижился в их семье. Как-то само получилось, что занятые друг другом супруги Азорские махнули рукой на воспитание дочери и переложили всю ответственность на крепкие плечи седовласого наставника. Вальди любила деда как второго отца. Пара из них получалась удивительная, тем более что Гизт всегда отлично выглядел и посещал все балы, спокойно стоя в сторонке. Он не расшвыривал кавалеров Вальди, не обращал внимания на её шалости, но, если женихи переходили границу, мигом восстанавливал порядок.
Это-то нас и сблизило — свободная жажда веселья и похожий путь. Разве что Вальди не любила природу, терпеть не могла магию и предпочитала сама заманивать мужчин в свои объятья. Несмотря на возраст, пылкостью она не уступала самим ферам — жрицам аратов.
— Небесные очи, прекрасные очень, — отозвалась я на её комплимент в адрес симпатичного мужчины. — Я стала бы птицей, чтоб к вам устремиться…
Вальди расхохоталась.
— Чтоб в этой лазури ветрами купаться, любить и мечтать… — она задумалась.
— И собой оставаться, — закончила я с улыбкой.
— Вы поэтесса? — раздалось за спиной. Там стояли эти самые голубые глаза, то есть высокий молодой блондин, отлично сложенный и одетый с иголочки.
Я покраснела и прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Что он обо мне подумал?
— Нет. Просто вдохновилась обстановкой.
Мужчина подошел поближе и поклонился:
— Марк Сварт, к вашим услугам.
— Счастливы познакомиться, господин Сварт, — защебетала Вальди. — Я леди Азорская.
— Мэйди Миратова, — представилась я.
— Рад встрече, дамы, — отозвался он и по очереди поцеловал наши руки. Я почти не ощутила прикосновения, и волнение куда-то ушло. Так было всякий раз, когда я понимала, что этот мужчина никогда не станет моим.
Вальди и Марк разговорились, а я больше смотрела по сторонам. Всегда любила разглядывать обои, картины, мебель, потихоньку — и людей тоже. Королевич и главы кланов среди других, конечно, выделялись. Было много и несуразно одетых мужчин и женщин. Последняя мода диктовала кричащие цвета, и хватало ярко-розовых, оранжевых и желтых нарядов. Я ничего против не имела, но новомодные огромные прически казались нелепыми. Особенно если их делала дама солидного возраста, к тому же держащая в руках пушистый, с блестящей рукоятью, веер. Некоторые таскали с собой брехливых собачонок, и я снова улыбнулась, вспоминая дом. Папа всегда держал меловых волкодавов — гигантских серых псов с большими клыками и суровым нравом. Пожалуй, они бы с радостью отобедали этими вредными вислоухими созданиями, которые, впрочем, неслабо могли тяпнуть за палец.
А потом начались танцы, и я поспешила смотаться к балконам. То был один из главных моих страхов и досадное недоразумение — ни отец, ни братья не позаботились обучить меня танцам, а то, что показывала Гримси, я так и не отточила.
Стразы осыпались с блистательных наследниц, локоны выбивались из тугих кос и бубликов, разлетались переливчатые ткани, перламутровые туфельки скользили по зеркальным полам, и тончайшая органза накрывала туманом зал. В мерцании тысячи свечей вспыхивали цветными звездами тысячи украшений, жемчуга поражали своими размерами, а мужские запонки — затейливостью. Я любовалась.
Меня дважды пытались пригласить, но я смущенно отказывалась, ссылаясь на подвернутую ногу. Лучше соврать, чем опозориться.