Пурпурный рассвет. Конфликт

Темно. Даже собственных рук не видно. Мужчина крался на корточках вдоль стены, по коридору жилого корпуса. За дверями комнат то и дело слышались голоса или шорохи, он замирал и вжимался в стену, представляя себя мышью. Маленькой серой и незаметной, которую никто не увидит, а если заметят, то закричат от испуга. И это еще больше связывало его с мышью — невидимка, который вызывал у людей только отторжение и неприязнь — единственное что, что окружало его всю жизнь. И он прятался, так же как мышь, скрывался, лишь изредка давая волю настоящему себе. Только без маски приличного гражданина он действительно жил, только причиняя боль, ощущал себя реальным. Первый раз поджег дом со старухой-инвалидом внутри, когда ему было всего одиннадцать. И та буря чувств и эмоций, которую пробудил ревущий огонь и крики беспомощной бабки не давали уснуть еще долгое время. Дикое возбуждение, чувство всемогущества и абсолютной власти. А увечность старухи лишь распаляла. Но как обычно и бывает в первый раз — блин вышел комом: бабка выжила — во время соседи прибежали, и вытащили ее из горящего дома, а его поймали. Нашли быстро, слишком глуп он был, и неосмотрителен. Три года в детской колонии. Такие заведения по идее должны исправлять людей, и направлять на путь истинный, но именно там он окончательно стал тем, кто есть сейчас. Именно за решеткой, в окружении таких же малолетних преступников, познал всю жесткость и лицемерность человеческой природы. Его били, насиловали и унижали, а он лишь сжимал зубы и мечтал о том, что надругается над матерями и сестрами всех, кто его притесняет. Второй раз попал на «малолетку» протоптав на воле всего год. Слишком сильно в нем кипела ярость и требовала выхода. На этот раз загремел на пять лет, что прибавило мозгов и осторожности. Оказавшись на воле, решил затаиться, вести более-менее нормальный образ жизни, ожидая удобного момента. И вот он настал — небо окрасилось пурпуром и вместе с людьми умерло все: полиция, суды, тюрьмы. Расстраивало одно — жертв почти не стало. Отводил душу на собаках и кошках пока не попал в «Зарю». Но и там было не разгуляться, вокруг куча вооруженных людей и камер наблюдения. Шкурой чувствовал, что если проколется, эти не будут судить и сажать за решетку, а просто пристрелят. И как же он был счастлив, когда появилась возможность уйти из этого подобия тюрьмы, а тем более попасть в такое райское место, как «Исток». Управление — кучка малолетних наивных сопляков, грезящие идеалистическим будущим. Как вишенка на праздничном торте — девчонка-калека. Беспомощная, красивая и такая аппетитная. Как же приятно вздувались жилы на ее шее под его руками. Как она пыталась хватать воздух ртом, содрогаясь всем телом и доводя его тело до исступления. До сих пор чувствовал её запах вперемешку с запахом медицинской палаты. И его не поймали, ни на месте, ни через час, ни через день. Он на свободе, и опять вышел веселиться.

Света нет, камеры не работают, весь патруль дернул куда-то, а эта — немая, осталась в комнате одна. До последнего боялся, что девка с оружием останется ночевать с ней в комнате, но нет ушла, еще вальяжно так. Дураки, или не боятся, или действительно думают, что это их псих ту калеку в палате завалил. Наслаждение своим превосходством и безнаказанностью накрыло с головой, и подстегиваемый наступающей волной возбуждения ускорил шаг. Вот она — дверь в комнату, всего в трех шагах. То, что это именно нужная дверь — уверен на сто процентов, пять раз считал шаги от своей комнаты. Замки по любому не работают, все двери на карточках, так что проблем не будет.

Осторожно нащупал ручку и инстинктивно осмотрелся по сторонам, хотя смысла в этом нет, даже если кто-то бы стоял в метре от него, все равно бы не увидели. Открыл, сжавшись всем телом — не скрипнула. Внутри так же темно, только слышно как эта сопит на кровати. Возбуждение усилилось до предела, налив низ живота приятной тяжестью. Ладони зачесались, словно засунул их в крапиву. Не поднимаясь с четверенек подобрался ближе к кровати. Хорошо, что планировка почти во всех комнатах одинаковая, а то можно было бы нарваться на тумбочку или кресло. Совсем рядом, даже чувствует её тепло. Увечная, немая, беспомощная. Перед глазами уже вставали картины разорванной одежды, обнаженной груди, перекошенного от нехватки кислорода лица. Жаль, что не увидит, но воображение само дорисует. Нижняя челюсть затряслась от предвкушения, почувствовал как тонкая струя слюны сорвалась и капнула с губы. Тут же нащупал мокрое на полу и старательно вытер, не хватало еще, чтобы потом по ДНК вычислили. Положив руки на край кровати, забрался как паук, прижимаясь всем телом к поверхности. Потянулся вперед надеясь нащупать мягкое и разомлевшее от сна тело, но рука уперлась во что-то твердое. Пробежался пальцами, стараясь разобрать, что это и в последнюю секунду понял — кобура пистолета.

— Ну привет, мразота! — Мужской голос разорвал пространство.

Вспышкой загорелся свет и тут же прилетел удар прикладом автомата в переносицу, отбросивший с кровати.

* * *