Пушиночка

Глава 6. Бешенство

Прошла неделя. За неё не изменилось решительно ничего: еды было точно так же критически мало, спали прямо на полу, тоска не выветривалась. Если бы кто-нибудь спросил меня, то с гордым видом я могла бы заявить, что сиамские близнецы стали моей реальной проблемой. Нет, они не вязались ко мне, критикуя каждый шаг и провоцируя драку. Вовсе нет. Все было как раз-таки в точности наоборот: это я все время начинала словесные перепалки, все ещё заявляя свои права на «вип-угол». Близнецы лишь лениво клацали зубами на мои слова, но не более. Я сама навязывалась в их компанию, я отчётливо чувствовала это. Но в этом ограниченном четырьмя стенами сером мире мне по-настоящему важна была именно ответная реакция. Так я могла бы хоть немного оставаться собой и хоть немного уклоняться от этого зомбирования со стороны черных призраков, которые часто появлялись тут. И хотя явного сопротивления я не встречала, необъяснимое чувство вины нередко не давало мне уснуть. Единственной успокаивающей мыслью была та, что без устали звучала в моей голове:

«Все понимают, что лучше держаться друг за друга. Даже не обязательно сближаться до дружбы. Можно просто держаться и выживать…»

Было ли это странное ощущение сожалением, что я вновь насильно встреваю в чью-то отдельную жизнь, с разницей от прошлого раза лишь в том, что теперь я могла бы это предотвратить? — И да, и нет. Как бы то ни было, чаще всего предрассветные часы я коротала, сидя на широком подоконнике и вглядываясь в холодно-туманный горизонт.

На фоне нежных пастельных переливов все силуэты деревьев, упирающихся в прозрачные нити облаков, были черны, как смоль. Туман молоком клубился у земли, но почему-то опасался подступить ближе к зданию. Это было одной из тайн, развлекавших меня длительным холодными ночами. Что останавливало светлую дымку на определённом расстоянии от нашего общего «дома»? Со стороны это смотрелось так, как будто кто-то провел невидимую черту, кричавшую «это моё! не подходи!». И притом, что видимость была запредельно низкой, Мраморный Лес по ту сторону все равно оставался живым: он плясал с дождём, дышал прохладным ветром и говорил ослепительно-золотой мелодией восходящего в смутном дыму солнечного диска и сребристым звоном луны, качающейся посреди неба крошечным белоснежным перышком… Все-таки было что-то отдалённо-тоскливое во всем этом небесном великолепии. В медленном вальсе светил крылась какая-то агрессивная красота. Смотря в небо, каким бы оно ни было — пасмурным или ясным, низким и давящим или бесконечным и высоким, — наблюдая всю ночь напролёт, я чувствовала лёгкую горечь не задавшегося от самого начала лета, так недавно вступившего в силу, но словно бы уже существующего в моем мире целую вечность… Не такую вечность, как обычно: эта была тягостной и томительной. Сердце моё просто разрывалось на части, стоило воспоминаниям — по большей части, прошу заметить, тревожным — завладеть мной в ночное время, и все шло наперекосяк, как бы я ни старалась убедить себя в том, что все будет в порядке… Тогда я просто смотрела в пустоту и с трудом сдерживала слезы. И ночь со всем её праздником выше горизонта превращалась в бесконечно тянущееся ожидание…

Так вышло и теперь. Кое-как переждав темное время суток, я вышла из своего закоулка и направилась прямиком к щели, где засели коты. Теперь я — борец за справедливость, а значит, правила у нас могут немного измениться. А ещё я упрямая, и какие-то подростки, самоутвердившиеся за мой счёт, не помешают мне между делом концентрироваться на том, чтобы убежать из этого проклятого места. Исполненная решительности, я подбиралась все ближе. Но стоило мне только пересечь воображаемую линию дистанции и опасно приблизиться к «вип-месту», из угла донеслось шебуршание.

— Хай, Коробка, — холодный голос заставил меня вздрогнуть. — Тебе чего?

Я смело и прямо повторила все, что думаю о сиамских близнецах и о справедливости этой жестокой реальности, ни разу не сбившись и не отведя глаз. Тейлор подавился от смеха и ткнул локтем Митци, на которого пришелся весь поток пустых угроз и жалких слов. Кот с чёлкой нахмурился, а моя смелость, махнув лапкой на прощание, тут же куда-то испарилась, когда превратившееся в лед выражение, скрытое в глазах одного из братьев, таращившегося на меня, стало еще очевиднее при молчании.

— Видал?.. Не, ну ты видал, чего хочет эта… мелкая?! — продолжал веселиться Тей, захлебываясь своим же смехом. — И ведь как все рассказывает! Ни с одним словом не поспоришь!

— Хорошо же, — прорычал Митц, и Тей тут же заткнулся. — Хорошо. Если ты таким образом хочешь сказать, что главарем в нашей «боевой паре» являюсь я и именно мне придётся решать все поступающие со стороны проблемы, то спорить с тобой я не собираюсь. Пусть будет так. Я и в одиночку могу порвать эту малолетнюю крысу на куски.