Пушистики и другие

– Меня ни в малейшей степени не волнует, поверите вы в это или нет, мистер Ингерманн. Хотите ли вы сообщить мне еще что-либо?

– А что, этого недостаточно? - поинтересовался Ингерманн. - До суда остается меньше месяца. Если за это время вы измените свое мнение, и если в вас восторжествует благоразумие, - позвоните мне. А пока прощайте.

Обычно пилот автолета Виктора Грего не был безумным… ну разве что только в то время, когда он брался за рычаги управления. Каньон Желтого Песка находился на расстоянии трех часовых поясов к востоку от Мэллори-порта, и когда они прилетели на место, солнце стояло гораздо выше, чем тогда, когда они вылетали. Алмаз тоже это заметил и не преминул высказаться по этому поводу.

На посадочной площадке, расположенной на крыше здания Дома Правительства, их встретил сержант морской пехоты.

– Мистер Грего! Мистер Кумбс и мистер Браннард сейчас находятся у губернатора, в его кабинете.

– Никто не явится сюда, чтобы попытаться арестовать моего пушистика? - спросил Грего.

Сержант улыбнулся:

– Нет, сэр. Хоть он и обвиняется во веем, кроме космического пиратства, государственной измены и убийства, как и остальные, но начальник полиции Фейн сказал, что не станет арестовывать никого из них, если они завтра явятся в Апелляционный суд.

– Благодарю вас, сержант. Ну что ж, тогда это мне здесь не нужно. - Грего отстегнул пистолет, обмотал ремень вокруг кобуры и бросил пистолет на заднее сиденье автолета, потом поднял Алмаза и посадил его себе на плечо. - Найдите себе занятие на пару часов, - сказал он пилоту. - Но не уходите далеко, чтобы мне не пришлось долго вас искать.

У эскалатора Грего сказал то же самое Алмазу, посмотрел, как тот несется вниз и мчится по саду в поисках Флоры, Фауна и остальных своих друзей. Потом Виктор вошел в здание и нашел Лесли Кумбса и Гаса Браннарда. Они вместе с Беном Рейнсфордом сидели за овальным столом в малом зале для совещаний. Они обменялись приветствиями, и Грего тоже присел за стол.

– Что за чертовщина здесь творится с этими арестами пушистиков? - сердито спросил Грего. - В чем они обвиняются?

– Они пока что ни в чем не обвиняются, - ответил Браннард. - Хьюго Ингерманн подал начальнику полиции колонии заявление против шестерых пушистиков. Он обвиняет Аллана Пинкертона, Арсена Люпена, Шерлока Холмса, Ирен Адлер и Мату Хари в преступлении первой степени тяжести - в грабеже, в хищении в особо крупных размерах и в преступном сговоре, а Алмаза - в укрывательстве и в соучастии. Но они не считаются обвиняемыми до завтрашнего дня, пока обвинение не будет зачитано в Апелляционном суде.

Апелляционный суд был чем-то наподобие древнего института жюри присяжных - он решал, следует ли начинать по данному делу судебное разбирательство. До тех пор пока обвинение рассматривалось Апелляционным судом, оно еще не являлось обвинением как таковым.

– Ну ладно, но вы же не допустите, чтобы суд принял это обвинение?

Прежде чем Браннард ответил, в зал вошли Джек Холлоуэй и Эрнст Маллин. Холлоуэй был вне себя, кончики его усов закрутились, а в глазах сверкала дикая ярость. Наверное, именно так он выглядел, когда избил Келлога и застрелил Борха. Эрнст Маллин выглядел потрясенным: он уже был вовлечен в одно судебное дело, связанное с пушистиками, и ему этого хватило по горло. Следом за ними вошли Ахмед Хадра и Фиц Мортлейк, капитан полиции Компании, опекун пяти обвиняемых пушистиков. После взаимных приветствий все расселись вокруг стола.

– Что вы собираетесь делать с этой дрянью? - начал Холлоуэй, едва коснувшись стула. - Вы собираетесь позволить этому кхугхрину сыну выступить с подобным обвинением?

– Если вы имеете в виду это дело с пушистиками, то нет, черт побери, - ответил Браннард. - Они не виноваты ни в чем, и все, включая Ингерманна, об этом знают. Он просто блефует, пытаясь заставить меня снять обвинение в совращении и порабощении, что позволит его клиентам отделаться обвинением в грабеже и хищении. Он думает, что я боюсь выдвигать эти обвинения - в совращении и порабощении. Он прав - я действительно боюсь. Но я все равно их выдвину.

– Но Боже ж ты мой!… - взорвался Холлоуэй.

– А что там не в порядке с этими пунктами обвинения?

– Ну, что касается совращения, - начал Браннард. - Этот пункт базируется на том положении, что пушистики приравниваются к человеческим детям, не достигшим десяти - двенадцатилетнего возраста, а это является обратимым мнением суда, а не положением закона. Ингерманн считает, что мы скорее снимем обвинение, чем позволим поставить под сомнение статус пушистиков как несовершеннолетних, поскольку на этом основывается вся политика правительства в отношении пушистиков.

– И вы этого боитесь?