Пушистые и когтистые компаньоны человека у Достоевского

Домашние коты и кошки — неизменный атрибут быта; они входят в перечни движимого имущества своих хозяев, наряду с канарейками, попугаями, собаками, коровами, курами, утками, лошадьми. «Маменька… доказывала, что имения его (Егора Ильича Ростанева. — Л.С.), двухсот пятидесяти душ, и без того едва достаточно на содержание его семейства (то есть на содержание его маменьки, со всем ее штабом приживалок, мосек, шпицев, китайских кошек и проч.)» (3; 6). Странно, однако, встретить у генеральши Крахоткиной среди вполне заурядных мосек и шпицев китайскую кошку — существо асоциальное, неприручаемое, живущее, как правило, среди дикой природы, на склонах гор или в зарослях кустарников. Китайская кошка, обитающая в барском имении села Степанчикова, кажется вполне подходящей компанией только для честолюбивого тирана и деспота Фомы Фомича Опискина, которого тоже в конце концов удастся приручить и привести к общему знаменателю — так же как и пресловутую felis bieti.

С внимательным интересом прочитаем фрагмент рассказа «Чужая жена и муж под кроватью».

«Под кроватью последовала легкая борьба, и Иван Андреевич умолк.

— Душенька! что-то здесь как будто коты шепчутся?

— Какие коты? Чего вы не выдумаете?

Очевидно, что супруга не знала, о чем разговаривать с своим мужем. Она была так поражена, что еще не могла опомниться. Теперь же она вздрогнула и подняла ушки.

— Какие коты?

— Коты, душенька. Я намедни прихожу, сидит Васька у меня в кабинете, шю-шю-шю! и шепчет. Я ему: что ты, Васенька? а он опять: шю-шю-шю! И так как будто всё шепчет. Я и думаю: ах, отцы мои! уж не о смерти ли он мне нашептывает?» (2; 69).

Кота Васеньку читатель так и не увидит: он персонаж внесценический. На него — как на отсутствующего — взвалят напраслину, заподозрят в темных и грязных делишках. «Что это, душечка, Амишка всё лает?.. Там, верно, мыши, или кот Васька сидит. То-то я слышу, что всё чихает, всё чихает… А ведь у Васьки-то сегодня насморк» (2; 75), — говорит законный хозяин кровати, под которой залегли два непрошеных гостя.

События рассказа о нелепом ревнивце-муже, который в поисках ветреной жены попадает в чужую квартиру и под чужую кровать, вращаются тем не менее вокруг ни в чем не повинного Васьки. Кота несправедливо обвинят в гибели песика Амишки, любимца хозяйки, случайно придушенного под кроватью одним из гостей. «Не может быть, чтобы Васька там съел его. Нужно высечь Ваську, мой друг; его, плута, уж целый месяц не секли. Как ты думаешь? Я посоветуюсь завтра с Прасковьей Захарьевной» (2; 76). Но даже когда истинный злодей, подкроватный ревнивец, будет изобличен, хозяин останется в тех же мыслях: «Я вот Васьки-кота всё не отыщу. Не встречались ли вы с ним, когда под кроватью сидели?

— Нет, не встречался, ваше превосходительство; впрочем, очень рад познакомиться. И почту за большую честь…

— У него теперь насморк, и всё чихает, всё чихает! Его надо высечь!

— Да, ваше превосходительство, конечно; исправительные наказания необходимы с домашними животными.

— Что?

— Я говорю, что исправительные наказания, ваше превосходительство, необходимы для водворения покорности в домашних животных» (2; 80).

Какой, однако, богатый подтекст. Кот, конечно же, совершенно ни при чем: измученный ревностью муж мечтает только о водворении покорности у своей неверной жены… Кот же нуждается только в любви и ласке.

Людям, однако, свойственно сваливать на бессловесных и безответных тварей свои грехи и провинности. «А намедни, что чашку разбила и попрекать изволили, так это не я, — оправдывается кухарка Мавра в повести «Слабое сердце», — это кошка Машка разбила, а я не догляди за ней; брысь, говорю, проклятая!» (2; 41).

Но еще занятнее, когда коты и кошки выведены на авансцену и показаны как бы изнутри своей жизни. Как лихо изображают они своих хозяев, как умело подражают им! Достоевскому, редактору журнала «Время», часто приходилось, читая и рецензируя текущую литературу, изнывать от скуки. «Беспрестанные переливания из пустого в пустое, частые повторения одного и того же заставляли нас иногда зевать, и широко зевать, но вдруг явится какой-нибудь кот или ворона какая-нибудь, и зевота унималась, — признавался рецензент. — Кого не рассмешит и еще более не порадует вот хоть такое место:

— «Кот выполз из-под печки. Кошурка, супруга его, спросонья говорит:

— Куда ты, Васиканчик?

— Да хочу выйти, посмотреть на хозяев: жалованье, говорят, получили…

— Да тебе-то что? Разве ты чиновник? Ведь не ты получил?

— Аа, нет, все-таки приятно…

— Ну, уж большое жалованье 12 рублей… не разгуляешься…

— Нет, ничего: если всё донесешь домой, так ничего, можно жить… Если б мне столько дали!.. я сумел бы распорядиться, черт возьми!

— Ну, да, — заметила кошурка, — знаю, что бы ты сделал: завел сейчас мамзель… Свинья…» (27; 152).