Пушка 'Братство'

варища, подмаргивая чуть ли не на каждом слове левым глазом -- это подмаргивание вошло y него в привычку и, как ему самому кажется, придает больше убедительности речам. Стоит ли зря расстраиваться... Ho гигавл1 Бастико не баба и не по-бабьи смотрит на свое увольнение. У него, этого грубияна, как говорится, золотые руки... Для него ремесло -- это нечто само собой разумеющееся. И чего он, в сущности, добивается? Только трудиться до седьмого пота, и работа y него не переводилась, как y мужчин борода сама по себе растет. Он даже и мысли не мог допустить, что в один прекрасный день останется без работы. Пристальный взгляд близко посаженных маленьких глазок и нервическое подрагивание сжатых губ придают его физиономии нестерпимо страдальческое выражение. Он похож на обиженного ребенка. Если уж y медника нет работенки, значит, земля разверзлась и небо обрушилось.

После плотной трапезы в харчевне на улице Аксо Диссанвье-аптекарь и Бальфис-мясник, первый -- позеленевший, второй -- побагровевший, сменяют Коша и Феррье y порохового склада. A Вормье, Нищебрат, Шиньон и Пливар сменяют караул y укреплений.

Обамедника, гравер, столяр, литейщик от Фрюшанов и рабочий с боен присаживаются вокруг котелков прямо на скошенной травке на пустыре. Рагу из зайца благоухает. Бочонок, пожертвованный Пунем, открыт. Наступил священнейший час трудовых будней!

Четыре часа утра.

Лишь с трудом можно угадать линию горизонта по белесой полоске рассвета, чуть разогнавшего ночную тьму. Марта спит. Знакомый aромат, aромат кофе вдруг напомнил мне, что оказалось достаточно всего полуторa месяцев, чтобы Рони отступило куда-то в глубь веков.

Капитан второго ранга пришел за мной. B желтоватом свете фонаря он показал мне сначала на карту, потом на горизонт, вернее, на эту туманную белесость:

-- A теперь-то вы сможете ориентироваться? С закрытыми глазами!

Каждому пункту мрака я даю имя: вот Вильмомбль, вот Нейи...

-- Благодарю вас. Я ведь в крепости только со вчерашнего дня. До того дела, в пятницу, был в Иври.

-- До битвы в Шуази? Тяжело пришлось?

-- Просто бойня, и главное -- все напрасно.

Бимва при Шуази -- самая серъезная с начала осады. Армиллерия, nexoma, мобили -- все шли в амаку, смиснув зубы. Шли с яросмъю в сердце. Прорвали линию неприямеля. Пруссаки omcмупили do самого Шуази-ле-Pya, ux ключевой позиции, ибо это обеспечивало связь между генералъным шмабом npуссаков, paсположенным в Версале, и дорогой на Германию, но и для нас эма позиция може была cмрамегически крайне важной: взямь Шуази -- означало открымъ пумь часмям подкрепления, формировавшимся в провинции. Казалось, досмамочно одного щелчка... Ho не mym-mo было! Omcмупление, омкам на исходные позиции, причем нас no пямам преследовали оправившиеся от удара npуссаки.

Густые, очень длинные бакенбарды с проседью обрамляют загорелое лицо, все в легких морщинах -- так после паводка трескается под жарким солнцем во всех направлениях ил. Лицо не офицерa, a, скореe, простого матроса. Родом он из Пэмполя, a звать его Ле Ганнидек.

-- Когда вы заметили, что я что-то пшыу, вы подумали, будто я шпион, правда, да?

-- Прусский генеральный штаб еще в шестьдесят седьмом году осматривал во время выставки наши укрепления. За месяц до осады наши газеты помещали подробные карты, причем очень точные. Каждую неделю в бастионах беспрепятственно располагались рисовальщики. Их кроки, печатавшиеся в газетах, в Версале рассматривали в лупу.

Капитан Ле Ганнидек снова углубляется в свои артиллерийские расчеты, a его моряки пьют кофе.

Есть люди, и таких великое множество, для которых еда всегда оставалась неразрешимой проблемой. Для них просто поесть -- удовольствие, a уж поесть как следует -- праздник.

Только им одним ведомо ни с чем не сравнимое блаженство насыщения, это молчание ублаготворенного чрева, эта ни к кому не обращенная улыбка, просто улыбка.

Бастико забывал о безработице, Фалль -- о своих больных детишках, Пливар о бесчестье, нанесенном ему

Бландиной, a Бландина забывала, что Пливар по ee милости носит рога.

Вдруг возле Бижу остановился какой-то всадник.

-- Чья повозка?

-- Моя.

-- Я ee реквизирую.

Сказал это артиллерийский лейтенант, сидевший на могучем гнедом жеребце. У одной из его повозок только что сломалась ось. A ему надо доставить в форт Рони снаряды.

-- Мой коняга без меня с места не тронется.

-- Hy что же... поедешь с нами.

-- И без меня тоже! -- крикнула Марта. B мгновение ока нагрузили доверхy повозку зарядными картузами и -- но-o, поехали...

-- Бижу, трогай!

Мы проехали сначала через подъемный мост, потом мимо различных заграждений гласиса и наконец выбрались в поля.