Пушка из красной меди

Девочка села на крыльцо и под слабое мурлыканье кошки открыла тетрадь. На сквозных от времени листах почерк учителя был четок — с нажимом и волоском.

«Вот бы так научиться писать!» — позавидовала Варя и прочла первую строчку про разбойника Федота. Тем временем кошка влезла к ней на колени и, дрожа и согреваясь, замурлыкала громче.

Глава третья Разбойник Федот (из рассказов бабушки Устиньи)

«Федот фактически не разбойник, а крестьянин из нашей деревни. Был он грамотный и с попом спорил. Поп учил писанию:

— Тебя ударят по щеке, а ты подставь другую.

Федоту это не нравится.

— Я, — говорит, — не подставлю. Да и ты, батюшка, не подставишь.

— А я подставлю, — горячился поп. — На что спорим, подставлю?

— У меня рука тяжелая, — говорит Федот.

Поп не отступается:

— Ну и что? Мне терпеть, а не тебе.

Придет попадья, нашумит на обоих, и они разойдутся. Батюшка боялся ее, и она, сказывали, бивала его туфлей. Разве можно так мужчине свою жену распускать? А Федота на работу пошлет и накажет:

— Ты, Федотко, на работе не задумывайся. На тебя вил-топоров не напасешься!

Истинная правда — был Федот очень сильный человек, и железо у него в руках не терпело. Топоры ломались, вилы. Он задумчивый был. Как задумается — и все ломается.

Тогда в нашей деревне помещиков не было. Не знали, что ли, наверху про нее? Но потом узнали и прислали помещика из немцев. Фамилия его была Грабе. А его сразу прозвали Грабли: худой и все к себе гребет.

Как ни вертись, у него много не заработать, а так, чтобы с голоду не помереть.

— Это мне совсем неинтересно, — говорит Грабли, — чтобы вы померли. Кто тогда работать будет?

Федот еще больше задумываться стал и сломал у немца два топора. Тот отдал распоряжение:

— Тридцать пять горячих!

Дворовые люди с розгами пошли к Федоту.

— Ребята, — говорит Федот, — не подходите, а то хуже будет.

А поп издалека уговаривает:

— Федотушка, ты не противься. Мы не больно. Мы для виду только помашем.

— Нет, — говорит Федот, — все равно не дамся. Что ты дурака валяешь, немец? «Айн, цвай, драй, ложись да помирай!» Чего ты над людьми издеваешься? Нехорошо.

— Это настоящая революция, — сказал немец и послал в город за солдатами.

А Федот этой же ночью взял жену и сына и ушел к озеру Сорокоумову. В те времена туда подступиться было нельзя — болото, лес да урема. Кто подходов не знает, лучше и не ходить. На сухом берегу Федот избу поставил. К нему еще пять семей прибилось. Немец, говорят, дышать не дает. А шестым — поп с попадьей.

— Совершенно, — говорит, — жить нельзя. В уборочную ночами работаем. И меня гоняют. Я раз не пошел — тридцать пять горячих. Я священнослужитель. Как я людям в глаза посмотрю?

— А ты бы вторую щеку подставил, — говорит Федот. — Ладно, не буду смеяться. Живем мы тут работой: рожь сеем, рыбу ловим. Не забоишься?

— А чего бояться, — говорит поп. — Мы из простых.

— Тогда ставь избу вон с того краю.

Поп избу поставил, народ ему помог. А попадья холила к Федоту жаловаться на своего мужа.

— Раньше смирный был. А сейчас ему слова не скажи. Возьмет да и за косу дернет.

Федот говорит:

— Вы сами налаживайте жизнь.

И правильно он так сказал. Что это за жена, если будет ходить по начальству и хулить хозяина?

У Федота мальчик большенький, Саней зовут, с пяти лет к попу бегает — буквы разбирать.

Отец-мать ему наказывают:

— Сынок, ты далеко не бегай.

А ему страх как хочется узнать, что в уреме за озером. Перетолкнул он лодку на тот берег и по бревнышкам, по колодинам до поля.

Там стоит долгий дяденька и спрашивает:

— Ты чей? Где ты живешь?

— На озере…

— Покажи дорогу.

— Я покажу, а ты худое сделаешь!

— Я тебе леденцов на палочках принесу.

Сане сердце подсказывало: не говори. Но больно ему охота попробовать леденцов на палочках!

— Не обманешь ты меня? — спрашивает он дяденьку. А этот дяденька долгий, конечно, немец был.

— Ни в коем случае, — отвечает.

— Ладно, — обрадовался Саня. — Ты так и эдак иди, а там на лодке плыви. Я тебя ждать буду. Да больше леденцов приноси: они у нас не в пропажу.

Дома избеспокоились: где был. Саня молчит, не сказывает, боится: ругать будут. Неделю Саня ждал немца, на берег бегал, не едет ли. Мать почувствовала неладное и за ним:

— Далеко, сынок?

— Не больно далеко.

Плывет по озеру лодка, а в ней солдаты и пушки. Мать сынка на руки — и бегом в деревню. Немец узнал ее, выстрелил и попал в спину. Сгоряча она добежала до дому, передала ребенка мужу и сказать успела:

— Напугала я Саню: весь он в моей кровушке, — и померла на руках у Федота.

Тяжело-то как… Хоть бы и не рассказывать про это.

Лодка к деревне гребется, а на берегу камни сложены и бревна — новый мужик строится. Федот с горя-то большими камнями по неприятелю! Закипела вода в озере, камнем поломало лодку — она и перевернулась. Кто утонул, а кто выплыл и на тот берег. А по этому берегу мужики с кольями да вилами, да кричат, да сердитые:

— Попадись-ка нам, Грабли!

Немец испугался и отступил с солдатами.

А Федот посадил всю деревню на лодки и по протоке на Каму. Где плавом, а где и на руках довели лодки до глубокой воды.