Пушка Ньютона. Исчисление ангелов

Тело Эркюля дышало теплом, и в ее засыпающем сознании ее собственное тело превратилось в планету. И эта планета неспешно вращалась вокруг оси своего сознания и с еще большей непринужденностью скользила по эллиптической орбите. Из года в год она проходила по тем же самым местам: вот она возле самого солнца и ощущает его обжигающий жар; а вот – в афелии, в самой далекой точке от источника жизненного тепла. И в это мгновение, на пороге провала в сон, она испытала подобие сурового покоя, будто ее жизнь не знала попеременного движения вверх-вниз, а лишь скользила по орбите, неизменно следуя по одному и тому же маршруту. Хотя и это было в какой-то степени иллюзией – орбиты планет не являлись чем-то раз и навсегда установленным. Слабое притяжение со стороны других небесных тел создавало едва уловимые гармонии, которые непрерывно видоизменялись, и оттого ее жизнь, неизменно описывая один и тот же круг, приобретала новые вариации, подобно тому как развивается тема в фуге. Придет время, и совокупность кругов и вариаций достигнет своего предельного объема и разрушит ее орбиту, и она навсегда останется в солнечном потоке света или же в темных безднах за его пределами.

И пусть на мгновение посреди бесконечных скитаний по неласковым просторам земли Адриана де Морней де Моншеврой ощутила покой, и она знала, что этот покой краток, но знала и то, что когда-нибудь этот миг вновь повторится. И в этом промежуточном состоянии между сновидениями и парением духа она услышала голос. Голос принадлежал одному из ее джиннов – и таким образом это был ее собственный голос, – но мелодия его, воспроизводимая ее верными эфирными слугами, отличалась от всех тех мелодий, что она слышала раньше.

– Мадемуазель, какое счастье, что я наконец нашла тебя, – звучал голос.

– Кто ты? – спросила Адриана.

– Та, что так долго тебя искала.

Адриану всколыхнуло легкое беспокойство. Это было что-то новое. Из предосторожности она призвала джинни встать поближе к ней. Вдруг это один из злодеев, о которых ей рассказывала Креси?

– Тогда покажись. Ты человек или джинн?

Голос весело рассмеялся:

– Я не malakus, если ты об этом спрашиваешь. Я человек, мадемуазель, человек, как и ты. Я твоя сестра.

– Сестра? Но что за глупость!

– Это вовсе не глупость. Chairete, Korai, Athenes therapainai.

Адриана вздрогнула и непроизвольно ответила:

– Chairete.

– Enthade euthetoumen temeron, – пропел голос.

– Не glaux, ho drakon, he parthenos, – закончила фразу Адриана, и уже через силу: – Ну хватит. Кто ты?

– Одна из «Корая».

– Этого ответа недостаточно. Назови свое имя.

– Это не совсем учтиво, – зазвенел голос, – я же не знаю твоего имени. Но я хочу, чтобы ты мне доверяла, поэтому я назову себя. Я – Василиса Карева.

– Это русское имя, – догадалась Адриана.

– Да, мадемуазель, это русское имя.

– В таком случае ты принадлежишь к моим врагам.

– Будь я твоим врагом, я бы не назвала тебе своего настоящего имени, я бы не позволила тебе понять, что я русская. Будь я твоим врагом, я бы приказала войскам, что со всех сторон окружают твою маленькую группку, взять вас всех в плен…

– Здесь нет никаких войск, – прервала голос Адриана. – Мои джинны предупредили бы меня об этом.

– Ты не единственная колдунья в этом мире, моя дорогая, – ответила Карева, – и ты совсем недавно ею стала. В нашем деле есть определенные хитрости и тонкости, которые тебе совершенно не известны. Существа, названные тобой джиннами, не особенно смышлены, по крайней мере те, с которыми мы с тобой имеем дело. Их возможности ограниченны, и их легко обмануть.

Адриана не нашлась что возразить. Вдруг они действительно окружены? Ей хотелось верить, что сказанные слова не нужно понимать как «выставленные вами часовые мертвы».

– Чего ты хочешь?

– Только одного, чтобы моя сестра «Корая» была на моей стороне. В этом мире мужчин мы очень нужны друг другу.

Эти слова были так в стиле Креси.

– Это не ответ. Чего ты хочешь от меня? Что я должна сделать?

– Я хочу только одного – чтобы ты присоединилась ко мне. Чтобы мы могли встретиться во плоти и поговорить…

– Кому ты служишь?

– Кораю. – И затем как-то неохотно голос добавил: – И русскому царю. Он ценит таких, как ты и я, и никто больше на всем белом свете не умеет нас ценить.

– Он ценит «Корай»?

– Ах, моя дорогая, он, конечно же, ничего не знает о «Корае». Я имею в виду, что он высоко чтит философов и науку. Он дает нам убежище, утешение… все, что нам необходимо для продолжения наших научных исследований. Разве ты располагаешь всем этим сейчас?

– Да, у меня все это было, пока ваши войска не перебили всех моих друзей.

– Это было несчастное стечение обстоятельств. Но я в этом не принимала участия. Герцог направлялся в Богемию, а Россия воюет с Богемией.

– Но я не помню, чтобы нам дали шанс добровольно сдаться.