Пушка Ньютона

– Я не знаю этого, наверное, но убеждена – ничего хорошего от них ждать не следует.

Адриана кивнула, внимательно изучая непроницаемое лицо Креси:

– На долю секунды я вам поверила, Вероника, а теперь жалею об этом. Вы не говорите мне всей правды.

– Я говорю все, что могу.

Адриана отвернулась:

– В таком случае, я отправляюсь спать. Хочу немного отдохнуть, король может позвать меня в любую минуту.

– Желаю вам хорошо выспаться, – отозвалась Креси, – и пусть вместо духов и демонов вам приснится Николас. Спите спокойно.

Неожиданно для себя самой Адриана смутилась.

– Спасибо, я постараюсь, – ответила она.

Но не успела Адриана опустить голову на подушку и закрыть глаза, как перед ее внутренним взором возникла комета, миллионы мертвых тел и большой красный глаз.

– Ваше величество, если вы соизволите принять, – Фацио де Дюйе нервно теребил пальцами кружевную манжету, – мы принесли вам подарок.

Людовик слабо улыбнулся, скидывая с себя алый, шитый золотом халат. Тот, освободившись от тела короля, покойно опустился на любезно подставленные руки Ботема. Камергер помог королю надеть кюлоты, жилет, камзол.

– Да, эти лучше, – расцвел улыбкой Людовик. И обратился к Фацио: – Подарок? Подарки всегда приятно получать. Но я позвал вас, господин де Дюйе, совсем по другому поводу.

– Сир… – Голос у Фацио дрожал.

– Кто это с вами?

– Позвольте представить, ваше величество, это Густав фон Трехт из Ливонии.

– А-а, ваш помощник. Конечно, я слышал о вас, господин фон Трехт. Хочу заверить вас, де Дюйе, мое удовлетворение успехом вашего дела вернется к вам сторицей. – Людовик не сразу понял, что такого необычного в фон Трехте. Каждый раз, когда он встречал незнакомого человека, тот виделся как в тумане. Иногда эти незнакомые люди походили на кого-нибудь из времен его молодости, особенно если было некое сходство в голосе. Этот же ливонец не был похож ни на одно из знакомых ему лиц, но зрение короля позволяло видеть его совершенно отчетливо, до мельчайших подробностей: от бледной улыбки до маленького шрама на правой щеке. Именно это и показалось Людовику странным.

Фон Трехт поклонился.

Людовик кашлянул и продолжал:

– Однако прежде вам придется испытать на себе мой гнев. До меня дошли слухи, любезный де Дюйе, о вашем непристойном поведении в Пале-Рояле и особенно о ваших возмутительных речах.

Фацио обмяк всем телом и поник, как сорванный цветок водяной лилии.

– Прошу простить меня, ваше величество, – чуть слышно пробормотал Фацио. – Я позволил ввести себя в заблуждение.

– Насколько я понял, вы вначале позволили себе изрядно напиться, а затем нашли компанию трансвеститов и принялись болтать о страшном бедствии, которое обрушится на Лондон в самое ближайшее время! – Людовик умышленно повысил голос.

– Мне нет оправданий, ваше величество.

– А вы, сударь, где вы были в этот момент? – обратился Людовик к фон Трехту.

– Я, ваше величество, находился у себя в комнате. Я читал.

– Сир, мой помощник ни в коей мере не несет ответственности за мое…

– Сударь, я попрошу вас высказать свое мнение, когда мне оно мне потребуется, – перебил его Людовик. – Конечно же, во избежание возможных неприятностей вас охраняли мои агенты, и полиция не спускала с вас глаз. Но с сегодняшнего дня и до того момента, когда Лондон превратится в руины, вам запрещено покидать Версаль. Если, господин де Дюйе, ваша пьяная болтовня дойдет до ушей англичан, и их великий маг и волшебник Ньютон произведет магические пассы и сделает Лондон неуязвимым, вам придется навсегда остаться в Версале.

– Ваше величество, уверяю вас, я не сказал ничего, что могло бы выдать наши планы.

– Шпионы, которые слышали это ваше «ничего», придерживаются иного мнения, – раздраженно заключил Людовик.

– Шпионы?

– Ваши друзья трансвеститы. Полиция и мушкетеры пытались задержать их, но были предательски убиты. Мой камергер, – Людовик кивнул в сторону бесстрастно застывшего Ботема, – и мой министр иностранных дел согласились со мной: такое отчаянное поведение ваших друзей может свидетельствовать только об одном – они получили чрезвычайно важные сведения.

– Если вы позволите, ваше величество, – подал голос фон Трехт, – когда бы я был шпионом и меня бы заметили, то я попытался бы улизнуть и спастись от виселицы, независимо от того, получил ценную информацию или нет. И, насколько я понял, один из трансвеститов тоже был сильно пьян. Настоящие шпионы так себя не ведут.

– Вы хотите предложить свою версию происшедшего?

– Мне не случалось состоять длительное время при дворе, сир, и поэтому мои знания о придворной жизни весьма скудны. Но мне кажется, что многие придворные – простите мне мою дерзость – ведут себя подчас как дети. Возможно, это была просто далеко зашедшая шалость.

– Шалости редко заканчиваются убийством, но ваша точка зрения мне понятна, – недоверчиво произнес Людовик. С фон Трехтом он был согласен только в одном: эти шпионы, если они и не из числа придворных, непременно французы, а не иностранцы.