Пушка Ньютона

Бен вновь склонился над листком бумаги, описывая наиболее важные события, происшедшие в Бостоне за последнее время. Он их отправит в ответ на только что полученные новости от одной газеты, что недавно начала выходить в Нью-Йорке. По договоренности с печатником из Нью-Йорка они обменивались по эфирографу новостями. Бену удалось заключить подобную сделку с четырьмя корреспондентами: из Нью-Йорка, Южной Каролины, Лондона и Индии. Со всеми он обменивался новостями, поскольку только у него был настраивающийся самописец. В результате газета его брата «Куранты Новой Англии» единственная в Бостоне печатала новости из первых рук, да еще и поступающие с разных концов света. Она продавалась нарасхват, так что они едва успевали печатать. Потому-то Джеймс выписал из Англии новый пресс. Но самое главное – прошло уже два месяца, как Бен усовершенствовал свой эфирограф, а Трэвор Брейсуэл не появлялся, чтобы привести в исполнение свои угрозы. Не попадался он Бену и на улице, из чего можно было сделать вывод, что он вовсе покинул Бостон.

Бен дописал письмо, ему оставалось лишь подпись свою поставить. Рот его растянулся в широкой, до самых ушей улыбке. Уже завтра его провокационное письмо появится в Нью-Йорке, но под ним не будет стоять имя Бенджамин Франклин. Вместо этого он вывел витиевато и размашисто:

Сэр, вечно преданная Вам

Смиренная Добродетель.

Бен не мог объяснить, повинуясь какому импульсу он изобрел себе такой нелепый псевдоним, но этот псевдоним ему очень нравился. К тому же он послужит хорошим укрытием на тот случай, если сообщения Бена попадутся на глаза не дремлющему оку Брейсуэла. А сам псевдоним, после того как он вернется из Нью-Йорка обратно сюда, в Бостон, заглянув по дороге в другие колонии, непременно выставит на посмешище некоторых граждан Бостона и их глупость. И уж коли в других колониях принято подсмеиваться над недостатками отдельных бостонцев, будет как нельзя кстати, если писака из Бостона останется анонимным.

Треугольный парус оглушительно хлопнул, поддавшись налетевшему порыву ветра, при этом гик резко повернулся на шестьдесят градусов. Бен машинально наклонил голову, не столько испугавшись удара увесистой деревянной балки, сколько следуя примеру Джона Коллинза. Он крутанул руль так, чтобы максимально использовать силу ветра, и направил лодку хорошим ходом вверх по Чарльз-Ривер. Налетев откуда-то сзади, ветер принес густые солоноватые испарения болот Роксбери, запах дыма, валившего из труб трех тысяч домов, и запах смолы с многочисленных судоверфей. Таким образом, их настиг призрак Бостона, невидимый, но осязаемый.

Джон оторвал глаза от страницы, которую читал.

– Весьма оригинально, – воскликнул он. – Ты уже набрал этот текст, ну или хотя бы прочитал?

– Он только что пришел, – ответил Бен, – поэтому читай вслух и погромче.

– Я прочитаю лишь интересные места и начну с самого начала письма.

Сэр!

Многие иностранцы, побывавшие на нашем континенте, непрестанно жалуются, что Новая Англия не может похвастаться хорошей поэзией.

Джон сделал паузу, в глазах его прыгали веселые искорки.

После чего мне показалось, что я должна открыть миру красоту нашей отечественной поэзии.

– А почему бы не сделать очевидное, но невидимое – видимым, коль в том есть необходимость, – заметил Бен.

– Слушай дальше. Тут она приводит образцы «нашей» поэзии. Для примера она выбрала «Скорбную элегию на смерть г-жи Мегитебель Кайтель, жены г-на Джона Кайтеля, владельца „Салем и сыновья“.

– Представляю, какой это подходящий примерчик, – хихикнул Бен.

– Она называет его: «Одно из самых необычных стихотворений, когда-либо написанных в Новой Англии, трогательное, возвышенное, обладающее естественной, непринужденной рифмой». Вот послушай, здесь есть отрывок из этого «необычного» стихотворения. – Джон откашлялся и затянул, как похоронную песнь:

О, давайте скорбеть и плакать по жене,
дочери и сестре,
Чья душа улетела, отринув прах,
На заре.

И далее:

Незадолго до того, как богу душу отдать,
Молвила: «А псалма-то мне больше не услыхать».
Прежде чем отойти, поцеловала супруга,
Как лучшего друга.
Голову опустила
И тихо глаза закрыла.

Смех душил Джона, он не мог читать:

– Ты только послушай, какие рифмы: «сестре – на заре», – он снова рассмеялся, вытирая с глаз слезы, – «опустила – закрыла»!

– Очень трогательно, – поддакнул Бен, – очень возвышенно.

– Скорее напыщенно!