Пушкарь

Глаза дьяка округлились.

– Что-то раньше я о таком не слышал, не напасть ли какую учинить думаешь?

– Разве я похож на умалишенного? А то, что никто ранее этим не занимался, так и школы ранее не было.

Дьяк задумался. Я попытался дожать:

– У вас казни бывают?

Дьяк кивнул.

– А мертвые тела куда деваете?

– Так во рву закапываем.

– А теперь к нам в школу привозить станете, а потом мы сами похороним останки.

Дьяк надолго задумался, забарабанил пальцами по столу. Наконец заговорил:

– Вишь ли, какое дело, они ведь на казни тоже не совсем целые попадают, после пыток без одежи на них смотреть страшновато.

– Не все ведь изувеченные, наверное, кто-то и сам, без пыток, на допросе рассказывает.

– Так работа наша такая, ежели царь али другой князь, боярин не увидят следов, подумают – ленимся работать.

В логике ему отказать было нельзя. Умен мужик, даром что звероват обличьем. Наконец мы договорились, хлопнули по рукам. Через неделю к нам привезли на подводе закрытый дерюжкой труп. Монахи скоро перетащили его в отведенную для этого комнату на первом этаже, вход в нее был отдельный, сзади. Вокруг стола собрались ученики.

Сделав широкий разрез от подбородка до лона, я начал на трупе показывать расположение и устройство органов, доступ к ним при операциях. Поскольку труп при казни был обезглавлен, крови было мало. После трехчасового занятия утомленные монахи разошлись. Двух дежурных на телеге я отправил закопать тело. К сожалению, холодильников у нас не было.

Довольный и усталый вернулся домой. Не спеша поужинал в семейном кругу. Решил на следующий день отправиться в Иноземный указ, пора было известить о своем нахождении в Москве, со школой вроде бы все утряслось, первоначальный период неустроенности и неорганизованности, период становления, самый трудный, прошел.

Пора было подумать и о себе. До сих пор больных мы принимали бесплатно или за скромные пожертвования. Да и понятно – не будешь обучать школяров на богатеньких Буратино, тем более и о семье подумать надо.

День с утра начался не так, как я планировал. После заутренней молитвы ко мне подошел незнакомый монах, сказал, что от отца Гавриила, тот просит немедля к нему прибыть. Ну что ж, требует, значит будем. Я сел в возок, посадил рядом монаха, и мы поехали в Кремль. Сопровождающий проводил меня в комнату отца Гавриила и оставил. Около получаса пришлось ждать. Но вот в коридоре послышались шаги нескольких человек, и в комнату вошли митрополит Филарет, отец Гавриил и незнакомый мне монах преклонных лет. Я поздоровался и поклонился, поцеловал протянутую руку. С ходу митрополит меня огорошил:

– Ты что же, непотребством в школе занимаешься?

Я оторопел:

– Ничего неподобающего в школе не происходит.

– Вчера ко мне один из твоих учеников приходил – мертвые тела режешь, срамно это! Душа, даже если это душа разбойника, обеспокоена быть не может, тело должно быть погребено.

– Святой отец, во всех лекарских школах так делается – Италии, Франции, Германии. Нельзя научить лечить человека, не узнав его устройства, не набив руку на мертвых.

Митрополит в гневе поднял руку:

– Молчи, нечестивец, ты заблуждаешься и упорствуешь в своем грехе. Чему ты можешь научить монахов, что я доверил тебе в обучение? С сего часа я отлучаю тебя от школы, никакой ереси там больше не будет. Отныне школу будет возглавлять отец Феодосий, передать ему отчет о потраченных средствах. Тебя же я лицезреть рядом больше не хочу, прощай!

Круто развернулся и вышел.

Отец Гавриил с отцом Феодосием вежливо помолчали, позволяя мне переварить услышанное. При вызове я мог ожидать чего угодно – кто-то из высокопоставленных дворян заболел, какие-либо перемены в работе школы назрели или еще что-то. Но вот так! Эх, темное средневековье, делаешь, что в силах человеческих, пытаешься за уши тянуть к свету учения, и тут на тебе. Ладно, хорошо хоть, за грех великий мой башку не отрубили или в Разбойный приказ не отдали, к знакомому дьяку на исповедь. Я немного отошел от шока. Хорошо, поехали, святые отцы, в школу, дела сдавать. Монахи сели на сиденье, я пристроился рядом с Потапом на облучке, и мы поехали в школу, прошли в мой кабинет, я достал бумагу с расходами, пересчитал оставшееся серебро, вручил Гавриилу. Пошли по комнатам, я показывал сделанное, отец Феодосий отмечал на бумаге. Зайдя в класс, где шли занятия, я вежливо прервал их, попрощался с учениками, которые сначала застыли в молчаливом изумлении, а затем обрушили на меня град вопросов – почему, зачем, куда от нас, мы к вам привыкли и прочее.

Я указал на дверь моим неизменным помощникам – Петру и Маше, и, не попрощавшись со святыми отцами, мы вышли из здания, сели в возок.