Как-то резко наступила темнота. В голове кружились неясные образы бородатого здоровяка. Песни. Сюр пел, а здоровяк изображал из непонятно как появившегося в его руках ведра барабан. Бил в него ладонью и ревел не пойми чего. Было весело… Сюр зажмурился, а когда глаза открылись, увидел неяркий свет. Он сочился из настольной лампы на тумбочке. Сюр был раздет и лежал в мягкой постели, укрытый одной лишь невесомой простыней. Сюр огляделся по сторонам.
Комната, в которой он находился, была большая, но скудно обставленная. Кровать, на которой он лежал, две тумбочки рядом, большой шкаф, зеркало на стене, пара непонятных картин над головой — вот и вся обстановка. Он не успел понять, где находится, как отворилась дверь, и в нее проскользнула женская фигура в розовом халатике до колен.
Сюр натянул простыню до подбородка. Женщина показалась ему знакомой. Но он видел лишь ее спину. Она села на кровать спиной к нему и тихо спросила:
— Спишь?
— Нет, — ответ получился невнятный, с хрипом. Сюр откашлялся и повторил: — Нет, не сплю.
— Ты снова здесь. А муж погиб. Как это возможно? — спросила женщина, и Сюр понял, что это Овелия. — Все погибли… Это какой-то ужас… Я не знаю, как жить дальше…
Сюр заморгал, переваривая то, что сказала женщина, и спросил первое, что пришло в голову:
— Где дети?
— Спят. Хорошо, что ты помнишь о них. Оверграйт не вспоминал…
— Понятно. От меня что ты хочешь?
— Любви, ласки. Появляйся почаще…
— Но я тебя совсем не знаю, Овелия, и ты меня тоже…
— Ты в облике мужа, хотя внутри другой, и я чувствую, ты мной не брезгуешь… как он.
Овелия скинула с себя халатик и юркнула под простыню, прижалась горячим телом к Сюру. А Сюр почувствовал правоту слов Руди, что действительно его член не имел ни стыда ни совести… Кстати, руки тоже…
— Ты лучший, — лежа на спине и раскинув ноги, спустя полчаса произнесла Овелия.
Ошеломленный ее пылкой страстью, Сюр не мог не согласиться, что она тоже. Овелия так страстно отдавалась, словно это был последний день в ее жизни и она этими двумя словами смогла найти ключик к его самолюбию. Он повернулся к ней и обнял ее еще потное тело. От нее пахло знакомыми духами. Было тепло и уютно. Не хотелось вставать.
Женщина повернулась лицом к Сюру, и он увидел, как сквозь облик Овелии проступило видение Любы.
— Ты мой и только мой, — прошептали ее губы, и Люба растворилась в Овелии.
— Она иногда приходит, — тихо произнесла Овелия, — я ее не люблю. Она какая-то механическая и пытается заменить меня. И ты не ее, ты мой…
— Ну как дела, борец за справедливость? — открылась крышка, и над Сюром появилась улыбающаяся Люба.
— Кто борец за справедливость? — спросил Сюр.
— Ты… Ты, Сюр, борец за справедливость.
— Э-э-э… — промямлил Сюр. — А почему ты так говоришь?
— А ты не помнишь?
— А что я должен помнить?.. Лучше скажи, почему я в капсуле?
— В медкапсулу мы тебя затащили, когда ты упал на пол и пополз по коридору под обстрелами пулеметов…
— На нас напали?
— Нет, это ты изображал, как надо прятаться от пуль. Уползал с линии огня, но не успел, бедняжка, уснул прямо под обстрелом. А борец за справедливость, потому что сегодня ты должен отправиться в Вольные баронства и посадить на трон его отца малыша Шиварона.
— Почему я это должен?..
— Потому что вы на двоих выпили четыре бутылки коньяка. И с песнями под бой барабанов вышли в поход из каюты.
— В поход? А кто пел, Люба? И откуда барабан?
— Пел ты, Сюр, а Шиварон отодрал у стюарда его бункер и бил в него как в барабан.
— Зачем?
— Вы на войну собрались. Правда, далеко не ушли. На шум заявилась Руди и пыталась вас перекричать. Это ей не удалось. Ты позвал ее на войну, а она стала стучать железкой по желобу вентиляции…
Ты вдруг закричал: «Атас, пулеметы!» Упал и пополз по коридору. Затем сразу же уснул. А Шиварон вернулся в твою каюту и там спит…
— Сюр, как вы себя чувствуете? — рядом с Любой появилась коротко стриженная Маша. Она участливо смотрела на Сюра.
— Ты зачем постриглась, Маша? — справившись с удивлением, спросил Сюр.
Девушка тряхнула косой челкой.
— Я не Маша, вей капитан, я Ева. Вам что-нибудь нужно?
— Ева? А где Маша?
— Спит с бородатым мужчиной в вашей каюте.
— Не может быть. — Сюр сел и обалдело посмотрел на обеих девушек. — Она что… мне изменила?
— Не знаю, вей капитан, она зашла в вашу каюту и осталась с ним на всю ночь.
— Да, пьянка до добра не доводит, — покачала головой Люба.
— Надо кодироваться… — согласился Сюр… «Но Маша! Как она могла?» — мысленно закричал Сюр. Он неожиданно почувствовал укол ревности.
— Я тебя уже закодировала, Сюр, — мило улыбнулась Люба.
От ее улыбки Сюр вздрогнул и прошептал, озвучив мысли вслух:
— А Маша? Как она могла?..
— Она не имеет ограничений по партнерам, — пояснила Люба. — Твоя каюта и мужчина в ней — достаточное основание для нее, чтобы спать с ним.
«Значит, Маша отпадает как постельный партнер и начальник муниципальной полиции…» — мысленно с огорчением подытожил Сюр. Мир, который он создал в своем воображении, рушился на глазах. «Спать с кем попало — это не дело…»