Мэллори посмотрел на ожог на тыльной стороне ладони. Все, что он этой ночью сделал для группы, – это сжег грузовик. Остальное – заслуга Миллера и Андреа. Именно Андрея настоял на том, чтобы занять единственный пустующий дом среди других, в которых расквартированы немецкие офицеры, – единственное, что можно предпринять в их положении. А Миллер, оставшись без химических детонаторов, бикфордова шнура, взрывной машинки и иных источников энергии, вдруг заявил, что ему необходим аккумулятор. И опять-таки именно Андреа, заслышав вдалеке рев грузовика, успел откатить на середину дороги к замку тяжелые камни бордюра, вынудив солдат оставить грузовик у ворот и топать к замку на своих двоих. Напасть на водителя и его напарника и оглушить обоих было делом нескольких секунд. Чуть больше, чем понадобилось Миллеру на то, чтобы снять клеммы с тяжелого аккумулятора, отыскать под кузовом канистру и облить бензином мотор, кабину и кузов, которые тотчас исчезли в ревущем огненном вихре. Лука оказался прав: жечь грузовики – опасное занятие; ожог на руке оказался очень болезненным. Зато и зрелище великолепное. Но вот досада: этот гигантский факел раньше времени выдал немцам тот факт, что диверсионной группы в замке нет. Однако сжечь грузовик было необходимо, хотя немцы и могли сообразить, какова действительная цель нападения на грузовик.
Миллер потянул капитана за ногу. Тот вздрогнул и обернулся. Американец показывал куда-то за его спину. Оглянувшись, Мэллори увидел Андреа, махавшего рукой из люка в дальнем углу крыши. Гигант-грек, как всегда, крался бесшумно, как кошка. Мэллори и не заметил, как тот появился. Раздосадованный собственной рассеянностью, Мэллори забрал у Миллера аккумулятор, вполголоса велел позвать остальных и, стараясь производить как можно меньше шума, стал передвигаться по крыше. Ему показалось, что батарея весит не меньше тонны, но, легко подхватив её, Андреа перенес аккумулятор через край люка, словно пушинку, и, сунув его под мышку, опустился по лестнице в тесную прихожую.
Вот уже Андреа на балконе, нависшем на высоте тридцати метров над темной водой гавани. Шедший следом Мэллори тронул плечо грека после того, как тот осторожно опустил аккумулятор на пол.
– Никаких осложнений? – вполголоса спросил капитан.
– Никаких, Кейт, – Андреа выпрямился. – Дом пуст. Я так удивился, что дважды осмотрел его. На всякий случай.
– Вот и отлично! Весь гарнизон, видно, с ног сбился, разыскивая нас. Интересно, что-то сказали бы фрицы, если сообщить им, что мы находимся под самым их носом?
– Ни за что не поверили бы, – не колеблясь, ответил Андреа. – Им и в голову не придет искать нас здесь.
– Очень бы хотелось, чтобы ты оказался прав! – вырвалось у новозеландца. Подойдя к узорчатым перилам, он глянул вниз, в разверзающуюся под ногами бездну, и поежился. Если упадешь, то падать устанешь. Ко всему, очень холодно: дождь хлещет как из ведра, пронизывает до костей… Отступив на шаг, Мэллори потряс руками перила. – Как думаешь, перила надежны? – негромко спросил он Андреа.
– Не знаю, Кейт. Представления не имею, – пожал тот плечами. – Надеюсь, что да.
– Надеюсь, что да, – эхом отозвался Мэллори. – Да дело и не в этом. Иначе и быть не должно. – Подойдя к решетчатым перилам, он перегнулся и, подняв голову, посмотрел направо. Сквозь серую пелену дождя с трудом можно было различить темные очертания устья пещеры, где спрятаны два чудовищной величины орудия. До пещеры, расположенной самое малое метрах в девяти выше балкона, по прямой метров двенадцать. Чтобы добраться до пещеры, надо вскарабкаться по отвесной скале – это все равно, что добираться до Луны.
Услышав, как, прихрамывая, идет по балкону Браун, капитан оглянулся.
– Идите к фасаду, Кейси, и оставайтесь там. Подежурьте у окна. Парадный вход не запирайте… Впускайте всех, кто придет.
– Бить дубиной, ножом, не стрелять, – буркнул Браун. – Я правильно понял, сэр?
– Правильно, Кейси.
– Хоть на это гожусь, – угрюмо проговорил шотландец и поковылял к двери.
– На моих без двадцати три, – повернулся Мэллори к греку.
– На моих тоже, – ответил Андреа. – Без двадцати трех девять.
– Желаю удачи, – промолвил капитан. С улыбкой посмотрел на Миллера: – Пошли, Дасти. Представление начинается.
Пять минут спустя Мэллори и Дасти сидели в таверне, выходившей на южную сторону площади. Несмотря на ярко-голубой цвет, в который владелец выкрасил стены, столы, стулья и полки (кстати, на островах издавна заведено красить в голубой и красный цвета питейные заведения, а в зеленый – кондитерские), таверна, где царил полумрак, производила такое же тягостное впечатление, как и мрачные взоры суровых усачей – героев войны за независимость, глядевших на гостей с выцветших литографий, развешанных по стенам. Портреты эти перемежались с яркими плакатами, рекламирующими пиво, – впечатление ошеломительное. Слава Богу, что у кабатчика, кроме двух чадящих ламп, нет более яркого освещения. Что за кошмар представляла бы тогда эта таверна!