Попрощавшись с кабатчиком, упругой походкой капитан направился к выходу. У самой двери остановился, принялся шарить по карманам, словно что-то потерял. Ветра не было, шел проливной дождь, струи воды отскакивали от булыжной мостовой. На улице ни души, с удовлетворением отметил капитан. Хмуря лоб, он резко повернулся и, выругавшись, направился к столу, за которым только что сидел. Руку он держал во внутреннем кармане куртки. Исподтишка взглянув на Миллера, заметил, что тот отодвигает стул, готовясь встать из-за стола. Перестав ощупывать карманы, новозеландец остановился примерно в метре от стола, за которым сидели немцы.
– Не двигаться! – произнес капитан по-немецки негромким, но твердым голосом. Особую весомость его словам придавал тяжелый флотский кольт 45-го калибра, который он сжимал правой рукой. – Нам терять нечего. Всякий, кто пошевелится, будет убит.
Несколько секунд солдаты сидели неподвижно, лишь глаза расширились в изумлении. Сидевший ближе всех к стойке немец моргнул, поведя плечами, но в то же мгновение из уст его вырвался крик боли: в руку ему угодила пуля 32-го калибра, выпущенная Миллером из пистолета с глушителем.
– Виноват, шеф, – произнес янки. – Может, у него пляска святого Витта, а я черт-те что подумал. – С любопытством посмотрев на искаженное лицо раненого, увидел, как из-под пальцев, зажавших рану, капает кровь. – Похоже, дело уже идет на поправку.
– Наверняка, – угрюмо сказал Мэллори. Повернувшись к кабатчику, высокому тощему верзиле с висячими, как у китайского мандарина, усами, он спросил его на местном наречии: – Они по-гречески понимают?
Кабатчик отрицательно покачал головой, с виду ничуть не удивленный появлением двух налетчиков.
– Куда им! – презрительно отозвался владелец таверны. – По-моему, немножко по-английски знают. А по-нашему ни в зуб ногой.
– Вот и хорошо. Я офицер английской разведслужбы. У вас не найдется местечка, куда их можно спрятать?
– Не надо этого делать! А то меня расстреляют! – взмолился кабатчик.
– Ни в коем случае. – Перегнувшись через стойку, Мэллори приставил к животу кабатчика дуло пистолета. Со стороны можно было подумать, что жизнь кабатчика действительно под угрозой. Подмигнув усатому греку, капитан произнес: – Я свяжу вас вместе с немцами. Хорошо?
– Хорошо. У конца стойки в полу есть лаз в погреб.
– Вот и лады. Я как бы невзначай наткнусь на него.
Изо всех сил ударив кабатчика, так что тот растянулся на полу, новозеландец оставил усача в покое и направился к певцам.
– Идите домой, ребята, – торопливо проговорил он. – С минуты на минуту начнется комендантский час. Ступайте через черный ход и зарубите себе на носу: вы ничего и никого не видели. Ясно?
– Ясно, – ответил грек, игравший на бузуке. Ткнув большим пальцем в сторону своих собутыльников, он усмехнулся: – Плохие люди, зато хорошие греки. Помочь не надо?
– Нет, нет! – энергично мотнул головой Мэллори. – Подумайте о своих семьях. Солдаты вас знают в лицо. Ведь вы тут завсегдатаи?
Музыкант кивнул.
– Тогда живо уходите. Но все равно спасибо.
Спустившись через минуту в тускло освещенный погреб, Миллер пнул ногой солдата, похожего на него самого комплекцией.
– А ну, раздевайся! – скомандовал он.
– Свинья английская! – огрызнулся немец.
– Только не английская, – возразил янки. – Даю тебе тридцать секунд, чтоб мундир и штаны снять.
Солдат злобно выругался, но пальцем о палец не ударил. Дасти вздохнул. Немец не робкого десятка, но уговаривать его некогда. Прицелясь, янки нажал на спусковой крючок. Послышался негромкий хлопок – и из левой ладони у немца вырвало кусок мякоти.
– Не портить же такую красивую форму, – объяснил Миллер. Он поднял пистолет и добавил, растягивая слоги: – Следующую пулю влеплю тебе в лоб. – В голосе янки не было и намека на нерешительность. – Тогда раздеть тебя, я думаю, особого труда не составит.
Но солдат, подвывая от боли в простреленной руке, уже стаскивал с себя форму.
Меньше чем через пять минут Мэллори, как и Дасти, облаченный в немецкий мундир, отперев дверь таверны, с опаской выглянул наружу. Дождь лил как из ведра, на улице – ни души. Подозвав жестом капрала, новозеландец запер дверь. Оба пошагали прямо посередине улицы, даже не пытаясь скрыть свое присутствие. Через полсотню метров оказались на городской площади, повернули направо, миновали южную сторону, свернули налево и двинулись вдоль восточной ее стороны, не замедляя шага у дома, где скрывались накануне. Краешком глаза они заметили, что, приоткрыв дверь, Лука протянул им руку, в которой держал два увесистых армейских ранца, набитых веревками, запалами, проводами и взрывчаткой. Пройдя еще несколько метров, капитан и янки внезапно остановились и, спрятавшись за двумя винными бочками, стоявшими перед цирюльней, закинули ранцы за плечи и стали наблюдать за двумя часовыми, укрывшимися под аркой крепостных ворот меньше чем в сотне метров от них.