Пушки Острова Наварон

Сбросив с плеч рюкзак, положил его на топчан. Постоял рядом.

Взглянув на часы, потом на Миллера, Мэллори напомнил:

— Ты хотел показать какие-то там вещественные доказательства.

— Было дело. Я толковал насчёт трёх вещественных доказательств. — Порывшись в рюкзаке, янки вынул чёрную коробочку чуть поменьше спичечной. — Вещдок номер один.

— Что это? — Мэллори удивлённо поглядел на неё.

— Взрыватель с часовым механизмом, — Миллер стал отвинчивать заднюю крышку. — Не люблю работать с этими хреновинами. Чувствуешь себя этаким революционером, закутанным в плащ, с усищами, как у Луки, в руках бомба с дымящимся фитилём. Но фитиль — штука надёжная. — Сняв крышку, Дасти посветил фонарём. — А вот этот взрыватель ни к чёрту не годится. Выведен из строя, — добавил он негромко. — Часовой механизм исправен, а контактный рычаг отогнут назад. Механизм будет тикать хоть до второго пришествия, но от него даже шутиха не загорится.

— Какого чёрта…

— Вещдок номер два, — продолжал Миллер, словно не слыша капитана. Открыв коробку с детонаторами, бережно извлёк капсюль из фетрового гнезда, выложенного ватой, и поднёс его к самым глазам. Потом поглядел на Мэллори. — Гремучая ртуть, шеф. Всего семьдесят семь гранов, но пальцы оторвёт напрочь. И притом страшно чувствительное устройство. Лёгкий щелчок, и взорвётся. — Янки разжал пальцы, и капсюль упал на пол.

Инстинктивно зажмурясь, Мэллори отпрянул, когда американец изо всей силы топнул по капсюлю тяжёлым каблуком. Однако взрыва не последовало. — Тоже ни к чёрту не годится, верно, шеф? Ставлю сто против одного, что и остальные не лучше. — Он извлёк из кармана пачку сигарет, закурил, посмотрел, как вьётся дымок у пламени свечи, и затем убрал в карман пачку.

— Ты хотел ещё что-то показать мне, — негромко заметил Мэллори.

— Да, я хотел показать тебе и ещё кое-что, — голос Дасти прозвучал ласково, но по спине у Мэллори пробежал холодок. — Я хотел тебе показать шпиона, предателя, самого злобного, хитрозадого и двуличного убийцу и мерзавца, какого только видел свет. — Достав из кармана пистолет с глушителем, янки крепко сжимал его в руке, целясь Панаису прямо в сердце. Дасти продолжал ещё спокойнее, чем до этого:

— Иуда Искариот в подмётки не годится нашему приятелю. Снимай куртку, Панаис.

— Какого чёрта? Спятил ты, что ли? — В голосе капитана прозвучали раздражение и растерянность. Новозеландец шагнул было к нему, но наткнулся на крепкую, точно из железа, руку Миллера. — Что за чушь ты несёшь, чёрт тебя побери? Он и английского-то не знает!

— А может, всё-таки знает? Почему ж он пулей выскочил из пещеры, когда Кейси сказал, что ему послышались какие-то звуки?.. Почему он первый драпанул из рощи? Ты же отдавал распоряжения по-английски! Сними-ка куртку, Иуда, а то руку прострелю! Даю две секунды.

Мэллори хотел было, схватив янки за плечи, повалить его наземь, но тут увидел лицо Панаиса: зубы оскалены, в угольных глазах смертельная ненависть — того и гляди убьёт. Столько злобы на лице человека Мэллори не видел ещё ни у кого. В следующее мгновение ненависть сменилась выражением боли и изумления, когда пуля тридцать второго калибра впилась чуть пониже плеча предателя.

— Через две секунды вторую руку прострелю, — деревянным голосом сказал Миллер. Но Панаис уже срывал с себя куртку, не спуская с Миллера глаз, враз потемневших от звериной ненависти.

Увидев этот взгляд, Мэллори поёжился и посмотрел на Миллера.

Бесстрастность — вот что было написано на лице американца. Бесстрастность. Мэллори снова почувствовал озноб, сам не зная, почему.

— Отвернись, — пистолет не дрогнул в руках янки. Панаис медленно отвернулся. Миллер шагнул вперёд, ухватился за воротник его чёрной рубахи и рывком сорвал её.

— Кто бы мог подумать? — протянул Миллер. — Вот чудеса! Помнишь, шеф, Лука нам рассказывал, будто этого типа публично пороли немцы на Крите? Пороли до тех пор, пока не обнажились рёбра. И спина, дескать, превратилась в сплошную рану.

Взглянув на спину грека, капитан промолчал. Он был в растерянности. Все прежние его представления о Панаисе рассыпались словно карточный домик. На смуглой гладкой коже грека он не увидел ни царапины, ни даже пятнышка.

— Заживает, как на собаке! — съязвил Миллер. — Только такой олух, как я, у которого мозги набекрень, мог додуматься, что этот достойный патриот был немецким агентом на Крите, членом «пятой колонны». Когда он стал немцам не нужен, его доставили ночью на катере на остров Наварон. Как же, пороли его! На тузике добрался до острова, как бы не так! Врёт он, как сивая кобыла. — Презрительно скривив рот, Миллер спросил: — Хотел бы я знать, сколько сребреников он получил на Крите, пока его не раскусили?

— Чёрт побери, старик! Нельзя же убивать человека только потому, что он где-то поднаврал! — возразил капитан. Странное дело, он не испытывал той убеждённости, которая слышалась в его голосе. — Сколько бы у нас осталось союзников, если б…

— Так тебе мало доказательств? — Миллер взмахнул пистолетом. — Заверни-ка левую штанину, Искариот. Даю ещё две секунды.