Договорив, я снял с пояса кошелек и передал его священнику, после чего сразу же вышел. Мои спутники терпеливо ожидали меня, и я вдруг отчетливо увидел, как осунулись и посерели лица Никиты и Анисима.
– Про твоих-то что слыхать? – спросил я у Пушкарева, припомнив внезапно, что его терем с лавкой стояли рядом с вельминовским.
– Поехали посмотрим, – пожал плечами тот, – авось чего сыщем.
– Ты деревянный, что ль, – скривился от душевной боли Никита, – не чувствуешь ничего, ровно чурбан!
– Может, и деревянный, – не стал спорить полуголова, и что-то в его безмятежном виде так меня удивило, что я, ни секунды не медля, вскочил в седло.
Кривые улочки Стрелецкой слободы были переполнены вернувшимися домой стрельцами и телегами из полкового обоза. Кое-где навзрыд рыдали женщины, как видно, оплакивая павших в бою. В других местах стрельцы деловито таскали с повозок привезенные домой трофеи, а в третьих уже рекой лилось хлебное вино и раздавались разухабистые песни.
Чернобородый Семен, получив разрешение от полусотника, прихрамывая, отправился домой. Лошади у него не было, так что добычу пришлось тащить на себе в перекинутом через плечо узле. Впрочем, последний был невелик, и стрелец, отказавшись от предложенной ему помощи, бодро ковылял по улице. Поначалу по давней своей привычке бухтел, дескать, мало выделили за таковой-то поход. И то сказать, разве это доля для пораненного в сече? Два польских жупана, не слишком испачканных кровью, несколько пар исподнего да справные сапоги на немецкий манер! Всякий сведущий человек скажет, что это курам на смех, и Семен не преминул излить желчь на товарищей, деливших добычу. Однако с каждым шагом, приближавшим его к дому, лицо служивого разглаживалось. Припрятанные им несколько драгоценных перстней, срезанных с убитых, украшенный серебром кинжал и, самое главное, полный кошель диковинных золотых монет приятно грели душу. «Корову куплю и лошадь. А лучше две коровы… хотя что там коровы, это же теперь можно в торговлю удариться али еще чем заняться, – размышлял он над своей удачей, – тут главное, не обмишулиться и все хорошенько обдумать!»
У ворот его никто не ждал, и стрелец снова почувствовал злобу. Как же так, он раненый из похода с добычей, а домашним и горя мало! Открыв калитку, он сбросил узел на землю и зычно заорал:
– Эй, где вы там! Маланья, выдь сейчас же!!!
Жена, худая женщина с поблекшим лицом, испуганно выскочила на крыльцо и тут же с поклоном бросилась к мужу. За ней следом выбежали дети, но не кинулись к отцу, а нахохлившись, встали у двери, с тревогой наблюдая за происходящим. Пока мать с поклонами встречала своего кормильца, младший тихонько шепнул сестре:
– Видать, тятенька не пошел в кабак.
– Значит, бить будет! – со вздохом отвечала старшая.
– Что-то неласково вы меня встречаете, – ощерился Семен на своих домашних, – даже кобель не показался!
– Издох Серко, – робко возразила ему жена.
– Давно? – насторожился хозяин.
– Вчера еще. Скулил бедолага и на амбар рычал, мы уж думали, хорь там завелся…
– Без собаки худо, – задумчиво протянул Семен, – того и гляди лихие люди залезут!
– Да чего брать-то у нас, – горестно вздохнула супруга, тут же вызвав гнев у мужа.
– Но-но! Глянь, чего принес. А назавтра пойду к казначею, сказывали, за поход да за рану еще и серебра отсыпят…
– Да ты ранен! – переполошилась Маланья.
– Нет, я на палку от нечего делать опираюсь! Лучше иди на стол собери, а то отощал в походе, – с немалым раздражением в голосе отвечал ей Семен и обернулся к детям. – А вы занесите пищаль с бердышом в дом, пока я гляну, кто там у нас завелся.
– Да готово уж все…
– Делайте что велено!
Дети, ни слова не говоря, тут же кинулись и, подхватив отцовское вооружение и узел с тряпьем, поволокли их внутрь дома.
– Может, еще и не станет драться, – шепнула сестра младшему, согнувшись от тяжести.
Дав поручения домашним, Семен скорым шагом пошел в амбар. Хорек, даже если и вправду завелся, совершенно не интересовал стрельца. Главное было хорошенько припрятать драгоценную добычу, чтобы даже жена не знала о ней и никому не рассказала ненароком по женской своей глупости. Внутри было сухо и пахло сеном. Задумавшись, куда бы лучше сунуть заветный кошель, стрелец на секунду застыл и тут же развернулся, уловив краем глаза какое-то движение. Рука его сама собой легла на рукоять сабли, но выхватить ее он не успел, поскольку в грудь уперлось дуло пистолета.
– Не шуми… – очень тихо, почти шепотом прошипел стоящий перед ним человек, одетый в какую-то рвань.
– Ты кто?!
– Не узнал?.. – прошипел тот в ответ и как-то по-змеиному ухмыльнулся.
У стрельца в ответ совсем опустились руки, ибо на него смотрел не кто иной, как всеми разыскиваемый Иван Телятевский. Мало кто теперь признал бы в этом оборванце прежнего спесивого и богатого дворянина. Но Семен встречался с ним прежде и навсегда запомнил его лицо.
– Укрой меня, – вкрадчивым голосом прошептал ему бунтовщик.
– Да как же я тебя укрою? – изумился тот. – Тебя же все ищут!
– А ты постарайся! Ведь ежели меня схватят, то я молчать не стану.
– О чем ты?