Пушки заговорили

"На Берлин!" - кричала каждая телеграмма от Пуанкаре, от Жоффра, направляемая в ставку верховного главнокомандующего в город Барановичи. "Не медля ни часу, вы должны идти на Берлин, чтобы спасти Париж!"

Уже и то, что из шести русских армий только две (всего только третья часть!) были направлены против Германии, возмущало и пугало французов. Подсказы, советы, просьбы, требования наконец, чтобы Австрию пока оставили в покое, а большую часть сил - все силы бросить против Германии, летели из Франции непрерывной стаей.

"Что Австрия! Пустяки Австрия! Стоит ли обращать внимание на Австрию!" - таков был смысл каждой телеграммы, и это в то время, когда Австро-Венгрия сосредоточила против России четыре огромных армии и несколько отдельных групп и корпусов, между которыми были и германские.

Несколько более скрытый смысл призывов из Парижа сводился к одному: "Каковы бы ни были для вас последствия, но вы должны немедленно нас спасти, иначе зачем же мы дали вам взаймы под приличные проценты двадцать миллиардов франков?"

Телеграммы эти нервировали ставку; ставка дергала главнокомандующих Юго-Западным и Северо-Западным фронтами - генералов Иванова и Жилинского; Иванов и Жилинский в свою очередь дергали командующих армиями: первый генералов Брусилова и Рузского, Плеве и Зальца; второй - генералов Самсонова и Ренненкампфа.

По существу ни одна из русских армий не была как следует готова для наступательных действий: не отмобилизована, не снабжена всем необходимым, этому помешали громадные пространства России и слабая сеть железных дорог. Но время не ждало, готовые к войне срединные империи спешили покончить со своими противниками на западе и востоке до осеннего листопада, значит, нельзя было и говорить о своих недостатках.

Пропускная способность всех путей сообщения была повышена до предела как в Германии и Австро-Венгрии, так во Франции и в России. Натуженно пыхтели локомотивы, гремели дороги. По Черному морю из портов Кавказа в Одессу шли пароходы с войсками, которые уже числились в 8-й армии Брусилова, но не успели еще вступить в строй и должны были догнать другие корпуса уже в Галиции.

В то же время 6-я армия формировалась в окрестностях столицы, 7-я - в Одессе, 9-я - в Варшаве.

Россия расшевелилась. Великое множество людей, и молодых и бородатых, призывалось, отправлялось, получало сапоги и шинели, пояса с подсумками и винтовки и зачислялось на довольствие в роты и команды.

Спешили... Всем казалось, что вот-вот, в ближайшие недели произойдет какая-то великая - величайшая в истории - битва народов, наподобие Куликовской, или Бородинской, или Лейпцигской, и эта битва одна решит войну, так как будет небывало ожесточенной и ясно покажет всем, кто силен, кто слаб, так что дипломатам останется только договориться об условиях мира.

II

Пограничные полосы как России, так и Австрии не укреплялись перед войною. На значительную глубину внутрь каждой страны могли проникать и действительно проникали не только кавалерийские, даже и пехотные части. Армии развертывались пока еще неумело и мешкотно для встречи наступающих в свою очередь армий противника. Первые бои поэтому только и могли быть встречными боями авангардных отрядов.

Полк Черепанова шел обыкновенным походным порядком, как на маневрах. Он был третьим полком дивизии. Ему указано было направление, и Черепанов считался вполне надежным командиром, чтобы вести в этом направлении свой полк.

В его аттестации было сказано, что он "труды походной жизни переносить может, в деле не потеряется, держится в седле хорошо". Он и действительно весьма неплохо для пехотинца ездил верхом и даже требовал от всех офицеров полка в мирное время уменья держаться в седле.

И вот теперь, в походе, уже третий день, в сопровождении полкового адъютанта поручика Мирного и трех конных ординарцев, он ехал впереди полка. Быть во время движений навстречу неприятелю где-либо в середине колонн, а тем более сзади он считал совершенно постыдным.

Во время русско-японской войны его полк оставался в России на случай возможных "беспорядков", и когда "беспорядки" вспыхнули действительно осенью 1905 года, полк Черепанова двинули к Севастополю, где подняли восстание матросы, и он недели три простоял близ станции "Мекензиевы горы", блокируя Севастополь.

Но вот Галиция. Пограничная река Збруч осталась позади. Во всем кругом чувствуется чужое, притом настороженное, угрожающее чужое, хотя поля и сады кажутся гораздо лучше обработанными, чем в Подольской губернии, очень часты большие кресты на дорогах и часовни-каплицы; сельские избы опрятны, крыты где соломой, где и черепицей, и название им "халупы"; церквей больше.

Разгар лета, жара и пыль.

Издалека местные жители могли безошибочно определить, что движутся по их дорогам большие отряды русских войск, потому что высоко поднимались над грунтовыми дорогами облака пыли.

Пыль эта лезла в глаза, в нос, в гортань каждому солдату и офицеру наступающей армии. Первое, что выставила Галиция на свою защиту, была эта густая пыль.