Пушкин

Василий Львович всем объявил, что едет в Париж. Кто из приятелей верил, кто не верил; но общее любопытство было занято. Сергей Львович в глубине души не верил. В Москве только и было разговоров, что о поездке Василья Львовича. Юные бездельники-друзья ставили на него куши - поедет или останется? На одном балу Василий Львович слышал, как старый князь Долгоруков сказал своему собеседнику: - Покажи, милый, где Пушкин, что в Париж едет? Василий Львович притворился, что не слышит, серд[56] це его с приятностью замерло, он осклабился - что ни говори, это была слава. - Невидный, - сказал князь, - что ему Париж дался? Так Василий Львович оказался вынужден в самом деле хлопотать о разрешении посетить Париж с целью лечения у тамошних известных медиков. Неожиданно разрешение получено. Василий Львович преобразился. Он вдруг стал степенным, как никогда, как будто шагал уже не по Кузнецкому мосту, а по Елисейским полям. Для того чтобы не ударить в Париже лицом в грязь, он каждый день что-либо покупал на Кузнецком мосту во французских лавках - и накупил тьму стальных цепочек с фигурками, платочков, тросточек. При встречах его спрашивали с уважением, с завистью: - Вы все еще здесь? А мы думали, вы уже в Париже. Теперь не только юные бездельники, но и старые друзья вновь заинтересовались им. Карамзин наказывал немедля, как приедет в Париж, писать и присылать ему письма для печати. - Я буду писать решительно обо всем на свете, - твердо обещал Василий Львович. Наконец срок отъезда назначен. Общее участие в сборах вознаградило Василья Львовича за месяц болезненных припадков. За три дня до отъезда Иван Иванович Дмитриев, который тоже был задет за живое поездкой Василья Львовича, написал поэму: {Путешествие N. N. в Париж и Лондон:} "Друзья! сестрицы! я в Париже!" Поэма тотчас разошлась по рукам, скорей, чем ведомости. Стихи были гораздо лучше всего того, что поэт писал в важном роде; они были в совершенно новом, живом и болтливом роде. Так не только стихотворения, но и самые приключения Василья Львовича давали новую жизнь поэзии. Один из юных бездельников сунул-таки новую поэму Василью Львовичу, сказав, что это - так, безделка. Василий Львович впопыхах забыл о ней. Вечером, усевшись у окна и смотря на всегдашний вид улицы, он хотел было писать элегию, но элегия не пошла. Ему стало в самом деле грустно, а в грустном расположении он никогда не писал элегий. Тут он вспомнил о безделке, данной ему утром прия[57] телем. С первых же строк он понял, в кого автор метит: это было воображаемое путешествие самого Василья Львовича. N. N. и был Василий Львович. Он усмехнулся. Это была слава.

Все тропки знаю булевара, Все магазины новых мод...

Часть вторая его несколько огорчила: Василий Львович будто жил в Париже - в шестом этаже. - Вот и видно, что в Париже не бывал, - сказал, усмехаясь, Василий Львович, - там и дома-то в шесть этажей не часто встретишь, а на чердаках отроду не живал. Затем говорилось, правда мило, и о слабостях его:

Я, например, люблю, конечно, Читать мои куплеты вечно, Хоть слушай, хоть не слушай их...

- Куплетов не пишу, - сказал тихонько, с бледной улыбкой Василий Львович, - а элегии... или басни... как и вы, Иван Иванович.

Люблю и странным я нарядом, Лишь был бы в моде, щеголять..

- Как все французы, - еще тише сказал Василий Львович.

Какие фраки! панталоны! Всему новейшие фасоны...

- Рифма... нетрудная, - сказал, прищурясь, Василий Львович. Кто был в этом повинен - неизвестно: но слава Василья Львовича, чем громче она становилась, тем более отдавала фанфаронством, в ней не было ничего почтенного. Горько глядя по сторонам, Василий Львович увидел Аннушку, она умильно на него глядела, как всегда бела, мила и дородна. Он ее обнял и утешился. - Стихотворец и всегда лицо публичное! - сказал он ей. Аннушка была на сносях. В день отъезда Василий Львович струхнул. Он впервые уезжал так далеко. Сергей Львович, сестрица Аннет [58] и все родные присутствовали при его отъезде и ободряли его. Сергей Львович с душевным сожалением и завистью смотрел на увязанные вещи. Аннушка тихо плакала большими бабьими слезами и лобызнула барское плечо, причем Василий Львович, уже на правах заграничного путешественника, громко ее чмокнул и в первый раз назвал Анной Николаевной. Все друзья провожали Василья Львовича до заставы, там распили в честь его бутылку вина, Василий Львович обнял всех, всхлипнул, уселся, махнул платочком, тросточкой и поехал в Париж.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1