Пушкин

14 декабря Пушкин заканчивает написанную «в два утра» небольшую поэму «Граф Нулин». Вызывающе простая фабула. Приехавший из-за границы граф, поклонник всего иностранного и довольно пустой человек (фамилия ему дана «говорящая»), случайно попадает в дом провинциальной барыни Натальи Петровны. Она с ним кокетничает, и он по недоумию отправляется к ней ночью в спальню. Получает пощечину и со стыдом ретируется. Утром возвращается с охоты муж хозяйки. Граф срочно уезжает, отказавшись от обеда. За столом Наталья Петровна рассказывает о ночном инциденте мужу. Тот возмущен. И тут появляется припасенный для финала новый персонаж — Лидин, «их сосед, помещик двадцати трех лет». Почему он смеется — читатель должен уразуметь сам.

Еще, по замыслу Пушкина, читатель должен уловить здесь намек на поэму Шекспира «Лукреция». О ночном приключении Нулина говорится: «К Лукреции Тарквиний новый / Отправился, на все готовый». Лукреция — жена римского патриция, изнасилованная царским сыном Тарквинием и покончившая после этого с собой. После этого события в Риме начинается бунт, который приводит к свержению власти и установлению республики.

Тонкая «интертекстуальная» игра, однако, сразу понята не будет, и автору придется в 1830 году в «Заметке о „Графе Нулине”» разъяснить — уже не современникам, а потомкам — свое намерение «пародировать историю и Шекспира». «Заметка», впервые опубликованная лишь в 1855 году, заканчивается словами: «Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и число. „Граф Нулин” писан 13 и 14 декабря. Бывают странные сближения».

То есть эту веселую поэму с историческим подтекстом автор завершает как раз в тот момент, когда после воцарения Николая II восставшие полки вышли на Сенатскую площадь.

Пушкин узнает об этом через три или четыре дня, находясь в Тригорском, от приехавшего из Петербурга повара Осиповой — Арсения. Пока он дописывает четвертую главу «Евгения Онегина», читает «Бориса Годунова» Алексею Вульфу («Ко мне забредшего соседа, / Поймав нежданно за полу, / Душу трагедией в углу»).

В Петербурге 30 декабря поступает в продажу книга «Стихотворения Александра Пушкина». Пушкин благодарит Плетнева за ее издание и жалуется на молчание друзей: «Верно вы полагаете меня в Нерчинске. Напрасно, я туда не намерен — но неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит. Надеюсь для них на милость царскую».

Нерчинск — город в Забайкалье, где вскоре окажутся многие декабристы. Их судьба вызывает у Пушкина искреннюю тревогу — и в то же время он излагает здесь ту версию своих отношений с декабристами, которую надлежит транслировать наверх: «…Не может ли Жуковский узнать, могу ли я надеяться на высочайшее снисхождение, я 6 лет нахожусь в опале, а что ни говори — мне всего 26. Покойный император в 1824 году сослал меня в деревню за две строчки нерелигиозные — других художеств за собою не знаю. Ужели молодой наш царь не позволит удалиться куда-нибудь, где бы потеплее? — если уж никак нельзя мне показаться в Петербурге — а?».

Ту же версию — о ссылке за «неверие» — Пушкин разрабатывает и в письме к Жуковскому. Пушкин не уверен, что его не прочитают «третьи лица», по отношению к которым он выдерживает здесь дипломатичный тон: «Вероятно, правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел, но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции. Но кто ж, кроме полиции и правительства, не знал о нем? о заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности».

Самому же Жуковскому он дает честный отчет: о том, что в Кишиневе бы дружен с В. Ф. Раевским, Пущиным и Орловым, что был масоном в кишиневской ложе, что находился в связи с большей частью заговорщиков. Такая откровенность бывает в разговоре подсудимого с адвокатом. В качестве еще одного адвоката Пушкин надеется привлечь Карамзина: «Прежде, чем сожжешь это письмо, покажи его Карамзину и посоветуйся с ним. Кажется, можно сказать царю: Ваше величество, если Пушкин не замешан, то нельзя ли наконец позволить ему возвратиться?».

Неизвестно еще Пушкину, что Карамзин тяжело болен — после того, как простудился 14 декабря, придя на Сенатскую площадь. 22 мая Карамзин уйдет из жизни, о чем Пушкин с изрядным опозданием узнает из письма Вяземского. «Карамзин принадлежит истории», — напишет Пушкин в ответ, а впоследствии издание «Бориса Годунова» будет открываться так: «Драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает Александр Пушкин».

VII