Пушкин

Но от всех официальных почестей Пушкин уходил теперь в тихую пристань своего семейного быта. Он понимал уже стремление зрелого возраста к «домашней тишине», ценил углубленность творческого труда в привычных рамках семейственности. 19 мая 1832 года у Пушкиных родилась дочь Мария, 6 июля 1833 года — сын Александр. Наталья Николаевна еще с безразличием взирала на толпу своих великосветских поклонников, чувствуя к мужу прочную привязанность. Она стремилась, видимо, оберечь его от новых увлечений и не без ревности относилась даже к его прошлому. Свидетельством таких горестных укоров, вызывавших в Пушкине позднее сожаление о его бурной молодости, остается стихотворение 1831 года «Когда в объятия мои…» с его заключительными покаянными строфами:

Кляну коварные старанья
Преступной юности моей,
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей.
Кляну речей любовный шопот,
Стихов таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот.

Анри Сен-Симон (1760–1825).

С портрета пастелью Гиар-Лабиль, написанного в эпоху Директории.

В эти годы архивной и библиотечной работы Пушкин продолжал в самой жизни черпать материалы для своих произведений. Укрепляется его дружба с П. В. Нащокиным — товарищем Льва Сергеевича по Благородному пансиону. Натура широкая и страстная, игрок и кутила, Нащокин вынес из своего громадного жизненного опыта немало ценных впечатлений. Он вращался в среде колоритных типов старой разгульной Москвы. В декабре 1831 года Пушкин, гостивший у Нащокина, сообщает жене, что в квартире его друга беспрерывно толпятся «игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы». Поклонник Бальзака, Нащокин и сам обладал даром увлекательного и живого рассказа. Восхищенный этими устными повестями, поэт настоятельно убеждал своего друга писать воспоминания. Характерно его сообщение жене из Москвы: «Слушаю Нащокина и читаю мемуары Дидро».

Один из увлекательных рассказов Нащокина привлек особенное внимание Пушкина. Со времен «Братьев разбойников» его занимала тема социального протеста в форме организованного нарушения государственных законов вольным сборищем людей под главенством отважного атамана. Принадлежность этого предводителя к просвещенной среде и к дворянскому классу заостряла ситуацию и придавала романтической теме о Ринальдо-Ринальдини глубину сложной общественной проблемы. В «Романе на Кавказских водах» Пушкин имел в виду разработать такой мотив, изобразив офицера Якубовича главой лесных наездников-грабителей. Подобный же случай рассказал ему и Нащокин.

Он знал одного мелкого белорусского дворянина, некоего Островского, которого богатый и влиятельный сосед лишил имения путем ловкой судебной волокиты. Обездоленный владелец стал во главе своих крестьян для мести государственным чиновникам и всем своим обидчикам. Поверенный Нащокина, чиновник опекунского совета, достал Пушкину документ аналогичного дела «о неправильном владении поручиком Муратовым имением, принадлежащим гвардии подполковнику Крюкову». Этот материал уголовной хроники Пушкин решил разработать в романической форме. Вернувшись из Москвы, он приступает к работе над романом «Дубровский» и в три месяца заканчивает его (вернее, первые части романа, который в целом остался недописанным).

Вещь чрезвычайно удалась сюжетно. Избрав жанр приключенческого романа, Пушкин мастерски разрешил композиционную проблему. Все изложение строится на борьбе, то-есть на самом увлекательном принципе повествования. Судебная тяжба, чиновничий произвол, организация крепостных в отряд социальных мстителей, участие в этих событиях молодого гвардейца, ставшего атаманом своих людей и под видом француза-гувернера проникающего в дом обидчика, где он влюбляется в его дочь и грабит его гостей, — все это полно движения, неожиданных и увлекательных конфликтов и беспрерывно держит в напряжении внимание читателя.

Но авантюрность фабулы нисколько не снижает обычной для Пушкина глубокой жизненности и яркой правды изображения. С портретной выразительностью выписаны разнообразные типы екатерининской России, словно выхваченные романистом из самой действительности. Всесильный генерал-аншеф Троекуров, с его связями при дворе и широкой жизнью, малообразованный, но отличавшийся «необыкновенной силой физических способностей» напоминает знаменитого Алексея Орлова, о котором сохранился ряд записей Пушкина. Орловы были счастливыми соперниками Пушкиных на государственном поприще (о чем имеется свидетельство в «Моей родословной»). Троекуровский быт отмечен чертами жизни видных псковских самодуров: Л. А. Львова, державшего в страхе и раболепии уездных чиновников, или Д. Н Философова имевшего большой гарем из крепостных девушек.