Пушкин и 113 женщин поэта. Все любовные связи великого повесы

«…Я более всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки! С ними гораздо проще, удобнее. Я по горло сыт интригами, чувствами, перепиской и т. д. и т. д. Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем… Вы не будете на меня сердиться за откровенность? не правда ли? простите же мне мои слова, лишенные смысла, а главное — не имеющие к вам никакого отношения».

Не настаивая на личных встречах, Е. М. Хитрово одолевала Пушкина своими письмами и заботами о его персоне. Поэта тяготило это чрезмерное внимание. Он писал Вяземскому в марте 1830 года: «Теперь ты угадаешь, что тревожит меня в Москве. Если ты можешь влюбить в себя Елизу, то сделай мне эту божественную милость. Я сохранил свою целомудренность, оставив в руках ее не плащ, а рубашку (справься у княгини Мещерской), а она преследует меня здесь письмами и посылками. Избавь меня от Пентефреихи».

Пушкин подарил Е. М. Хитрово стихотворения: «Перед гробницею святой…» (1831), посвященное ее великому отцу, и «В часы забав иль праздной скуки…» (1830).

Узнав о помолвке поэта с Гончаровой, Хитрово писала ему: «…Напишите мне правду, как бы она ни была для меня горестна». А уже после женитьбы Пушкина пророчески предупреждала его: «Я боюсь за вас: меня страшит прозаическая сторона брака! Кроме того, я всегда считала, что гению придает силы лишь полная независимость, и развитию способствует ряд несчастий, что полное счастье… убивает способности, прибавляет жиру и превращает скорее в человека средней руки, чем в великого поэта! И может быть, именно это — после личной боли — поразило меня больше всего…»

8 октября 1833 года Пушкин писал в письме жене: «Да, кланяйся и всем моим прелестям: Хитровой первой. Как она перенесла мое отсутствие? Надеюсь, с твердостью, достойной дочери князя Кутузова?» А уже в следующем году мать поэта Надежда Осиповна сообщала дочери Ольге: «Александр очень занят по утрам, потом идет в Летний сад, где гуляет со своей Эрминией…»

Не удивительно, что именно Е. М. Хитрово оказалась в числе ближайшего окружения поэта, кто в конце 1836 года получил анонимный пасквиль, в котором поэта объявляли «рогоносцем». Можно считать это обстоятельство очень хитрым ходом врагов Пушкина, потому что Хитрово ошибочно посчитала своей задачей не предотвращение дальнейших событий, а оправдание жены поэта перед любимым ею мужчиной для сохранения его внутреннего спокойствия.

Смертельное ранение и смерть поэта сказались для Елизаветы Михайловны тяжелым душевным потрясением. Понятно, что последние минуты жизни Пушкина она провела возле него, стоя на коленях и безудержно рыдая.

Тяжелейшая утрата подорвала здоровье Елизаветы Михайловны, и, несмотря на то, что супруги Фикельмон вывезли ее на лечение в Италию, весной 1839 года Е. М. Хитрово умерла в возрасте 56 лет.

В эпитафии на ее кончину, написанной поэтессой Е. Ростопчиной, было сказано:

Прощальный гимн воспойте ей, поэты!
В вас дар небес ценила, поняла
Она душой, святым огнем согретой,
Она друг Пушкина была!..

Фикельмон Дарья Федоровна

Дарья Федоровна (Фердинандовна) Фикельмон (1804–1863), ур. Тизенгаузен — младшая дочь Фердинанда Тизенгаузена, флигель-адъютанта Александра I и Елизаветы Михайловны Хитрово, жена (с 1821) графа Фикельмона (1777–1857), австрийского посланника в Петербурге (с 1829 по 1839).

Дарья Федоровна — очаровательная красавица, не уступавшая красотой в глазах высшего света Наталье Николаевне Пушкиной, блестяще образованная, с незаурядным умом и независимым образом мышления, одна из самых замечательных женщин великосветского Петербурга. Она прекрасно знала английский, итальянский и французский языки, но, долго живя в Италии, плохо — русский.

Ее детство прошло в Прибалтике у родственников отца, затем — в Италии. В 17 лет она вышла замуж за 44-летнего высокообразованного человека, австрийского представителя во Флоренции графа К. Л. Фикельмона и попала под его сильное влияние. По совету мужа она познакомилась с сочинениями Саллюстия, Цицерона, Данте, Петрарки, Гёте, Шиллера, Мильтона, Байрона, Шатобриана, Ламартина и многих других писателей и поэтов.

Знакомые звали ее Долли или, иногда, Севилла Флорентийская. Приехав вслед за матерью с мужем в Россию, она произвела очень сильное впечатление на Александра I, да и сама оказалась не против этой связи. Вряд ли кому еще (а ей было в это время 19 лет) царь писал такие искренние письма: «…Я вас слишком люблю, чтобы таким образом привлекать к вам все взгляды, что неминуемо случилось бы, если бы я появился здесь, где я и шагу не могу ступить без сопровождения адъютанта, ординарцев и т. д.» или «…Поверьте, что я бесконечно жалею о том, что не имел возможности повидать вас перед отъездом. Кланяйтесь маме и Екатерине и от времени до времени вспоминайте обо мне» (31 августа 1823 года).