Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта

После смерти герцога Элимара (1885 г.) Наталья Густавовна, не любившая Эрлаа, продала его и окончательно поселилась в Бродзянах. Пауль Геннрих и А. М. Игумнова довольно подробно рассказывают об этой эксцентричной женщине. Она вела безалаберную жизнь: в замке постоянно жили многочисленные гости, «непризнанные таланты» – поэты, писатели, художники, музыканты; некоторые из них прожили в Бродзянах всю жизнь. Говорят, что она была доброй женщиной. Она открыла в деревне кооператив, построила там больницу и нечто вроде клуба – «казино», где давались иногда концерты и театральные представления. Была она большой оригиналкой. Одевалась или в мужской костюм, или в старинные платья, давно уже не модные. Жила она не в замке, а в башне, построенной на холме, там ночевала одна с постоянно окружавшими ее собаками. В течение всего года каждое утро Наталья Густавовна посвящала верховой езде и появлялась в замке только к обеду. «Хозяйством она совсем не занималась, – пишет А. М. Игумнова, – и все шло вкривь и вкось, так что, несмотря на ее богатство, у нее часто не было в кармане и 20 крон на мелкие расходы… Жизнь в замке шла по заведенному десятилетиями образцу, и постепенно все разваливалось, т. к. на ремонт и починки никогда не было денег». И Пауль Геннрих пишет в своих воспоминаниях, что в конце своей жизни Наталья Густавовна с трудом сводила концы с концами: Первая мировая война, аграрная реформа в Чехословакии и обесценение в результате инфляции денег, полученных за Эрлаа и находившихся в венском банке, – все это разорило владелицу Бродзян. «Лишь с трудом удавалось предотвратить полное банкротство, отчасти путем продажи ценных вещей из богатой коллекции драгоценностей герцогини. В общем, мое последнее пребывание (в 1933 г.) было печальной противоположностью богатой и веселой жизни, которая протекала раньше в Бродзянах», – пишет Геннрих.

Наталья Густавовна умерла в 1937 году в возрасте 83 лет, пережив и сына, и дочь.

Во время Второй мировой войны бродзянский замок был разорен и разграблен гитлеровцами. Солдаты, стоявшие в Бродзянах, жгли в печах ценнейшую старинную библиотеку. Судьба многих портретов и альбомов до сих пор неизвестна. Но некоторые портреты и бумаги, как мы уже упоминали, все же попали в Пушкинский дом в Ленинград, они были переданы в 1947 году приезжавшей в СССР делегацией чехословацких писателей и журналистов.

Публикуемые нами письма Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф и ее мужа, как петербургского, так и бродзянского периодов, дают нам возможность объективно судить об этой женщине. Она была глубоко порядочным человеком, не способным ни на какую временную связь, тем более с мужем сестры, ни вообще на какой-либо предосудительный поступок. Она страдала, это верно, тяжело переживала свое вынужденное девичество (об этом неоднократно так проникновенно говорит Наталья Николаевна), но мы не можем ее обвинить ни в одном некрасивом поступке. К Пушкину она относилась, как подобает свояченице, то есть по-родственному, несомненно, высоко ставила его талант, и из всей ее переписки с родными никак нельзя сделать вывод, что у нее были какие-то «особые» отношения с Пушкиным. Еще раз скажем здесь, что тесная дружба и нежная любовь друг к другу до конца жизни обеих сестер подтверждает это. И то, что Александра Николаевна была так счастлива в браке, свидетельствует о том, что и она, как и Наталья Николаевна, высоко ставила обязанности жены и матери.

Письма А.Н. Гончаровой брату Дмитрию

19 мая 1832 г. Теплуха¹

Мы давно уже лишены были счастья знать что-нибудь о тебе, любезный, добрый друг Митенька, так что твое письмо, полученное нами здесь, доставило нам большое удовольствие. Ты должно быть знаешь, что мы у Калечицких уже более трех недель и проживем здесь до 15 июня. Встретили нас, конечно, хорошо, мы очень приятно проводим время и я с грустью думаю об отъезде. Ты говоришь, любезный друг, что Таша полнеет. В ее положении так и должно быть. Мы должны в скором времени ждать маленького племянника или племянницу. Все-таки скажи ей, что она лентяйка, как не написать нам столько времени! Ей в виду ее положения еще простительно, на нее нельзя сердиться, но каков Сережа, который также не подает никаких признаков жизни! Ах, скверный мальчишка, выдери его хорошенько за уши. Дедушка уже должен быть в Петербурге и ты наверное знаешь, как его дела. Хочет ли он остаться в Петербурге и на сколько времени?