Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта

Вообрази, какую штуку сыграла с нами мать. Эта несчастная шляпка, которую мы для нее заказали, помнишь? так вот, она нашла ее слишком светлой и вернула нам с запиской к Таше полной ярости. Но мы ничего не потеряли, так как Тетушка у нас ее купила; так что мать и не подозревает, что она еще оказала нам услугу. Но какое своенравие². Коляска прибыла благополучно и мы тебе за нее бесконечно благодарны; мы уже в ней катались, и хотя Тетушка находит ее отвратительной из-за рессор, мы к этому привыкли, так что все идет хорошо.

Санкт-Петербург. 27 июля 1835 г.

Надо же, чтобы я когда-нибудь написала тебе письмо, в котором не говорилось бы ни о делах, ни о деньгах, ни о процессе, ни о бумаге, ни о книгах, но о чем-нибудь более интересном, дорогой Дмитрий, и так как я в настроении сегодня, посмотрим, о чем же мы будем говорить.

Прежде всего, своя рубашка ближе к телу, как говорят, поэтому именно о себе я и буду с тобой беседовать. Потом мы сможем дойти и до тебя, но это будет после. Итак, если у тебя есть время и моя болтовня тебе не надоедает, послушай же меня. Я тебе расскажу о чем думает девушка двадцати четырех лет; не всегда же о мушках. Но о чем же тогда, спросишь ты? Сию минуту – об этом листке бумаги, который отвратителен, ты видишь, как она впитывает чернила? Ах, прости, я забыла, что это тема, которой я не должна касаться; итак, вернемся к другой теме.

Ах, да! я хочу кое-что тебе рассказать, что должно тебе доставить большое удовольствие. Дело в том, что живет на белом свете одна молодая женщина, вдова, очень милая, хорошенькая, которая с ума сходит по тебе. Одним словом это маркиза Виллеро¹, которую мы очень часто встречаем в Парголове, так как она живет там на даче с графиней Пален и Тетушкой. Она уверяет, что ты самый красивый из нашей семьи, и больше всех похож на мать. Суди сам – как это она усмотрела? Я ничего в этом не понимаю; и не в красоте я тебе отказываю, так как в конце концов ты красивый мужчина… но что касается сходства, которое она находит, то это она видела во сне…

Как в Яропольце идут дела? Назад или вперед? Были ли кавалькады? Ах, ах, кстати о них; извини, ведь о лошадях мы можем говорить, наш уговор на них не распространяется. Братец – повеса, бездельник, скверный мальчишка, а подписанная бумага – прошу тебя мне ее прислать обратно: в суд подам, Завод опишу, фабрику остановлю. Но кажется, я далеко зашла, чорт побери мой язык, про дела не говорю сегодня, не день. Нет, право, как жаль, что бедная Любка так мучилась; одна моя Ласточка умна, за то прошу ее беречь, не то избави боже никаких свадеб, пусть она следует примеру своей хозяйки; а что – пора, пора, и пора прошла и того гляди поседеешь.

Да, знаешь ли ты, что Платон Мещерский² поселился здесь. Не думай, что это имеет какую-нибудь связь с только что сделанными размышлениями, нет, мне он вдруг в голову пришел. Он страшно постарел, нигде не бывает, мы его только раз в театре и встретили.

Прощай, Митуш, уж так разболталась, что и лицо свое помарала; но уж так устала, что есть и спать хочу, я думаю уже около полуночи. Сестры любезничают внизу с Карамзиным³, а мне смерть спать хочется, прощайте, братец любезный.

Приписка H. Н. Пушкиной:

Я забыла в своем письме напомнить тебе о шали; пожалуйста, не забудь, она мне очень нужна, не будешь ли ты так любезен прислать мне ее к 26-му.

14 августа 1835 г. Черная речка