Пушкин и его современники

Катенин относился очень ревностно к своему первенству. Он пишет: "Заметили ли вы, как, вопреки истине, благовестители "Орлеанской девы" Жуковского уверяют, что это будет нечто неслыханное по новому стихосложению на театре русском, когда на нем уже игран "Пир Иоанна Безземельного", написанный именно англо-немецким, или романтическим размером, и, что всего важнее, есть оригинальное произведение" ("Письма ГГ. А. Катенина к II. И. Бахтину", стр. 34. Письмо от 23 февраля 1823 г.). Первенство свое в пятистопном ямбе подчеркивал и Кюхельбекер.

Эта полемика об эпической строфе и эпическом метре должна быть поставлена, таким образом, в связь с борьбою архаистов за большую стихотворную форму и монументальные жанры, обнаружившуюся, между прочим, в полемике вокруг книги Греча. *[45]

* Сам Катенин в лирике почти не дает мелких стихотворений. Он стремится к большой лирической форме. Бахтин в предисловии к сочинениям Катенина считает одним из его достоинств "богатство вымысла", "выбор предмета, который дает возможность автору разнообразные красоты и многоразличные изображения соединить в одно целое и привести к одной цели" (П. А. Катенин. Сочинения..., стр. VIII). Он отмечает, говоря об "Идиллии" Катенина, что "древние давали идиллии больший объем, нежели новейшие стихотворцы, и г. Катенин хочет нас познакомить с настоящей греческой идиллией" (стр. VII-VIII). И. Н. Розанов отмечает у Катенина любовь к "большим полотнам" ("Пушкинская плеяда". М., 1923, стр. 120). Полемика вокруг книги Греча в "Сыне отечества", 1822, № 13, стр. 249-256; № 18, стр. 175 и сл.; № 20, стр. 205; "Вестник Европы", 1822, июль и август, стр. 36-39.

Вместе с тем эта же полемика вокруг книги Греча заставила Катенина отказаться от историко-лингвистического обоснования высокого стиля и опереться исключительно на функциональное значение церковно-славянизмов и архаизмов вообще. Это было шагом большой важности.

Греч, Бестужев, Сомов были правы с научной точки зрения, разъединяя церковно-славянский и русский языки (что, впрочем, уже было достаточно выяснено за 10 лет до этого полемикой Дашкова против Шишкова). Катенин почувствовал слабость исторически-научной позиции Шишкова и сдал ее, перенеся вопрос исключительно в литературную плоскость; отказавшись от вопроса о генетическом значении церковно-славянского языка, он подчеркнул его функциональное значение.

Младшие архаисты тем самым обрывали псевдонаучные предпосылки старших (как силою обстоятельств были уничтожены реакционные общественные предпосылки старших), и позиция их становилась чисто литературной.

В своей первой статье о книге Греча Катенин пишет: "Я не смею спорить с вами, когда вы отделяете его (русский язык. - Ю. Т.) от славянского, но язык русский? Ломоносов первый его очистил и сделал почти таким, каков он и теперь. Чем же он достиг своей цели? Приближением к языку славянскому и церковному". [46] Таким образом, говоря о составе литературного языка, Катенин отделяет этот вопрос от вопроса с единстве русского и церковно-славянского. Вместе с тем он поддерживает трактовку литературного языка как своеобразного диалекта, дифференцирующегося по жанрам: "Я отнюдь не требую, чтобы все писали всё одним языком, напротив, не только каждый род сочинения, даже в особенности каждое сочинение, требует особого слога, приличного содержанию... В комедии, в сказке нет места славянским словам, средний слог возвысится ими, наконец, высокий будет ими изобиловать". * [47]

Этим ломоносовским принципам Греч и Бестужев противополагают карамзинские - отрицание литературного языка как! своеобразного диалекта, дифференцирующего по жанрам: "Легкий слог, вопреки мнению г. К<атенин>а, должен употребляться) в важных сочинениях, если хотим дать им вес, не делая их увесистыми". [48]

Между тем во второй своей полемической статье Катенин детализировал и общий вопрос об архаистическом направлении: архаистическое направление не есть архаическое, архаисты - не архаики. Он напомнил Гречу о тех людях, которые и в ломоносовское время "ненавидели славенщизну и восхищались чистым русским языком Сумарокова... Напрасно силятся защитники нового слога беспрестанно смешивать в своих нападениях и оборонах высокий слог любителей церковных книг с обветшалым слогом многих из наших сочинителей, которые напротив держались одинаких с новыми правил, и только от того не совсем на них похожи, что разговорный язык в скорое время переменился". [49]

Здесь Катенин делает еще один важный шаг по пути литературного самоопределения: он отмежевывает архаистическое направление от защиты всего старого и порывает с неразборчивостью Шишкова, бывшего одновременно и архаистом и архаиком. **

* Ср. позднейший его ответ Полевому о том, что "они (архаисты. - Ю. Т.) не почитают "языка церковно-славянского древнерусским"; знают не хуже других, что библия переведена людьми не русскими; но уверены в том, что с тех пор, как приняла ее Россия, ею дополнился и обогатился язык русский" ("Московский телеграф", 1833, № 13, июнь, стр. 449).