Пушкин и его современники

И все же необыкновенная конкретность и точность исторических разысканий, относящихся к быту, событиям, фактам из жизни известных лиц, к их морально-общественному облику, идеологии и т. п., с одной стороны, и зоркая острота наблюдений и догадок, связанных с художественным стилем, с литературно-эстетическими явлениями, с другой, - вот что поражает в историко-литературных трудах Тынянова. Характеризуя лицейский "Словарь" Кюхельбекера, его состав, собранные в нем афоризмы и политико-философские размышления, его влияние на Пушкина, Ю. Н. Тынянов вспоминает запись о раскольнике Ветошкине, который стал необыкновенным ученым, в пушкинских "Разговорах с Натальей Кирилловной Загряжской" (12 августа 1835 г.) и тут же прибавляет: "Разговоры с Загряжской" имеют большое значение в вопросах пушкинской прозы. Метод непосредственной записи здесь доведен до предела интонационной точности".

Но наряду с этими строгими методами Ю. Н. Тынянов иногда пользуется приемом внешних сопоставлений, скорей психологического, чем глубокого художественно-исторического характера. Например, открыв с большим искусством в образе Ленского некоторые черты Кюхельбекера и аналогии с его идеями и поэтическим творчеством, Ю. Н. Тынянов упорно ищет портретного тождества с Кюхельбекером и в изображении вспыльчивости Ленского, приведшей к вызову Онегина на дуэль. Он ссылается на современную Пушкину критику ("Московский Вестник", 1828, ч. VII, № 4), которая находила вызов Ленского немотивированным и называла "несообразностью" ("Взбалмошный Онегин, на месте Ленского, мог вызвать своего противника на дуэль, а Ленский никогда"). "Таким образом, - заключает Тынянов, - характеристика Ленского:

Дух пылкий и довольно странный

и его обидчивость в начале III главы оказались недостаточно сильными мотивировками внезапной дуэли". И отсюда - почти невероятный, во всяком случае неубедительный вывод: "По-видимому, ее мотивировали портретные черты прототипа, оставшиеся вне поэмы". Подчеркнув, что "вспыльчивость, обидчивость и "бреттерство" Кюхельбекера были анекдотическими", Тынянов приводит несколько анекдотов из "Семейной хроники" Л. Павлищева ("Воспоминания об А. С. Пушкине". М., 1890).

Вот свидетельство того же Павлищева, которое кажется наиболее показательным и подходящим: "Обидчивость Кюхельбекера порой, в самом деле, была невыносима... Так, напр., рассердился он на мою мать за то, что она на танцевальном вечере у Трубецких выбрала в котильоне не его, а Дельвига... " "Случай с сестрой Пушкина был без всякого сомнения известен, - рассуждает Тынянов, - а он почти сполна совпадает с причиной дуэли Онегина и Ленского в романе". Все это, конечно, очень недостоверно и натянуто или, лучше, притянуто к литературному анализу композиции "Евгения Онегина".

Биография и творчество Кюхельбекера, воспроизведенные с такой истинно художественной тонкостью и большой исторической проницательностью, с привлечением новых, неизвестных архивных, рукописных материалов - подлинное открытие Тынянова. Широко обрисованы французские связи и симпатии Кюхельбекера.

Излагая любопытные отклики Кюхельбекера на творчество Лермонтова - в связи с чтением его произведений и статей Белинского о них, Тынянов доказывает остроту и историческую значительность многих суждений Кюхельбекера и самостоятельно развивает их. Таковы, например, наблюдения над отражениями стиля грибоедовского "Горя от ума" и стиля "Ижорского" Кюхельбекера в отдельных сценах, репликах и образах персонажей лермонтовского "Маскарада". Очень интересно подчеркнутое Ю. Н. Тыняновым замечание Кюхельбекера о лермонтовской "спайке" самых разнообразных чужих стилистических элементов и литературных позаимствований в одно органическое целое. Эту идею - независимо от Кюхельбекера - с большим блеском развивал проф. Б. М. Эйхенбаум в своей первой монографии "Лермонтов" (1924).

Ю. Н. Тынянову было в высшей степени присуще чувство современности, творческое поэтическое восприятие исторических аналогий и соответствий. В статье "Проза Пушкина", подвергая анализу замысел и композицию "Арапа Петра Великого", Ю. Н. Тынянов останавливается па таких фразах: "Россия представлялась Ибрагиму огромной мастерской, где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка... Пафос этой вещи - новый человек, соратник Петра в деле преобразования, обладавший новой высокой культурой".