Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова

Начинается проза, но жизнь побеждает ее,
и поэзия снова, без шапки, без пуговиц двух,
прямо через ограду, чугунное через литье,
нет, не перелезает, но перелетает, как дух.

Улыбается чуть снисходительно мне Аполлон,

это он, это жизнь и поэзия, рваный рукав,
мой кумир, как сказали бы раньше, и мой эталон,
как сказали бы позже, а ныне не скажут никак.

Б. П.: Этот «рваный рукав» здесь гениален. Поэзия – рваный рукав. Ну да, это поэт через решетку перелезал. Вот такими лишними вроде словами и живет поэзия, необязательными ассоциациями. Лишнее – необходимо.

И. Т.: А все-таки видят какую-то причину столь ранней кончины молодого еще тридцатисемилетнего человека?

Б. П.: Да говорят, конечно, – глухо, но в то же время вполне понятно. Какие-то «субстанции» поминают. Да и классические дары присутствовали – водка. Но тут впору другой вопрос задать, а отчего эти субстанции потребовались? Это же не причина была, а следствие, как всегда, в таком деле.

Тут другой сюжет есть, несомненно, присутствует. Любому поэту грозит одна экзистенциальная опасность: что дар пропадет, стихи не будут писаться. И такое случается. Я знаю выдающегося петербургского поэта, который семь лет не писал. Но выдержал, дождался нового прилива. Снялась ладья с мели. Громада двинулась и рассекает волны. А Денис Новиков не дождался. И умер оттого, что перестал писать стихи.

Они его покинули. И не помогли ни Англия, ни Россия.

Не меняется от перемены мест,
но не сумма, нет,
а сума и крест, необъятный крест,
переметный свет.
Ненагляден день, безоружна ночь.
а сума пуста,
и с крестом не может никто помочь,
окромя Христа.

Крест остался тот же, вечный русский крест. Но какой же русский возропщет на судьбу?

И. Т.:

Быть на болоте куликом,
нормальным Лотом,
быть поглощенным целиком
родным болотом.

Повсюду гомики, а Лот

живет с женою;
спасает фауну болот,
подобно Ною.

Сей мир блатной восстал из блат

и прочих топей,
он отпечатан через зад
с пиратских копий,

но не хулит – хвалит кулик

и этот оттиск.
Ответ Сусанина велик,
что рай болотист.

Б. П.: А теперь разрешите, Иван Никитич, я и сам в рифму выскажусь: посильное приношение памяти Дениса Новикова:

Москва, как известно, заходит с носка,
и бьет, и валяет, и гложет тоска,
но с лучшей из прочих Эмилий
меняешь ты версты на мили.

Актерка, позерка, нестриженый куст,

английское слово сорвавшая с уст,
в отличье от Сартров и Хейзинг
и «лавли» она, и «эмейзинг».

Мы русские все же: абзац и восторг!

Владычат Владимир и Владивосток.
Денис по-английскому Dennis —
куда я от этого денусь?

В какой из обителей чуждой страны

решил ты, родимый, вернуться на ны,
и связь с иностранкою Музой
предстала ненужной обузой?

От карего ока чужих кареок

спеши-торопись-заполняй бегунок.
Поющему дело за малым —
свободно сгореть самопалом.

Свобода пронзит не мечом, так лучом,

но радиоволнам Земля нипочем —
и вот без Россий и без Англий
в эфире ширяется ангел.

Я сам ведь такой же, такой же я сам,

почти что доверившийся небесам
и так же, подобно ребенку,
в кустах потерявший гребенку.

Васисуалий Лоханкин