Из соседней комнаты вышла хорошенькая стриженая блондинка, лет двадцати, с карими глазами.
– Ну, садитесь, – сказала она протяжным голосом, несколько в нос, распечатывая письмо, которое ей подала Коптева.
Коптева села против новой знакомой, а я, опасаясь рассмеяться, забилась в угол комнаты за трельяж с плющом.
– Так это вы Коптева? – сказала молодая З. нараспев самым бесстрастным равнодушным тоном, как бы показывая, что она привыкла к таким знакомствам.
– Да, я самая. А вот это моя приятельница Ценина, – кивнула она на меня головой <…>.
И затем, уже вовсе не обращая на меня никакого внимания, она обратилась к Коптевой и сказала:
– Ну а вы что скажете?
В то время интервьюирование не было вовсе в ходу, но Коптева, как бы опережая на сорок лет этот обычай, очень бодро стала задавать вопросы на манер теперешних репортеров. Прищурив глаза по своей обыкновенной привычке, вызванной крайней близорукостью, Коптева, рассматривая свою собеседницу, спросила:
– Вы нигилистка?
– Смотря по тому, что вы подразумеваете под именем нигилистки.
– Ну там искусство, что ли, отвергаете, поэзию, – с небрежной миной пояснила Коптева.
– Искусства и поэзии я отвергать не могу, потому что это факт. Против фактов я не иду. Но не придаю искусству и поэзии того значения, которое принято придавать им другими.
– То есть? – допрашивала Коптева.
– Не могу признавать их целью – лишь средствами.
– Средствами чего? – продолжала Коптева.
– Средствами будить мысли массы и направлять их в определенную сторону: как, например, некрасовские стихи.
– Ну, а Пушкин, воспевающий эпикуреизм?
– Пушкина я ценю или, скорее, просто признаю его поэзию таким баловством, как вот вашу брошку и браслет. Для сытых он может быть приятным развлечением, но чужд всякого гуманизирующего влияния.
В этом тоне допрос Коптевой длился довольно долго. Она, видимо, привыкла к ним, и у нее выработалась целая система вопросов, с помощью которых она выясняла себе новую личность. Не привыкши ни к чему подобному, я только удивлялась находчивости Коптевой и серьезности, обстоятельности и докторальности, с которой отвечала ей З. все тем же невозмутимым протяжным голосом.
З. была сестра одного из известных сотрудников журнала «Русское Слово», отличавшегося своим крайним либерализмом, с ясно и категорично поставленными догматами; поэтому ей было нетрудно отвечать на вопросы, целиком цитируя эти догматы, поражая меня необыкновенной определенностью своих взглядов, до чего мне было далеко.