Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…

Прошло три года с тех пор, как дочь вышла замуж. Много воды утекло за это время и многое изменилось. Изменились и взаимоотношения тещи с зятем. Как женщина неглупая, она поняла все благородство и бескорыстие своего зятя, в полной мере оценила его безграничную любовь к дочери. А поэт, отзывчивый на все доброе, не замедлил откликнуться. «Наталье Ивановне я уже писал, – сообщает он жене в письме в Ярополец от 30 апреля, – поцелуй за меня у нее ручки и скажи много нежного». Княгиня Е. А. Долгорукова свидетельствует, что Наталья Ивановна «полюбила Пушкина». Нет сомнения также, что ей импонировали и слава великого поэта и близость его и дочери ко двору.

Судя по письму Натальи Ивановны к Пушкину, Наталья Николаевна рассказывала матери о своей семейной жизни, об отношении к ней мужа, о том, что она с ним счастлива. «…От глубины души желаю вам ненарушимого счастья. Верьте, я навсегда ваш друг» – эти слова в устах Натальи Ивановны говорят о многом. Тон письма Натальи Ивановны, искренний и сердечный, по-видимому, является отражением письма Пушкина к ней и тех разговоров, которые вели мать и дочь после трехлетней разлуки.

К этому письму Наталья Николаевна сделала приписку. Это единственные строки, известные нам, адресованные ею мужу:

«С трудом я решилась написать тебе, так как мне нечего сказать тебе и все свои новости я сообщила тебе с оказией, бывшей на этих днях. Маминька сама едва не отложила свое письмо до следующей почты, но побоялась, что ты будешь несколько беспокоиться, оставаясь некоторое время без известий от нас; это заставило ее побороть сон и усталость, которые одолевают и ее и меня, так как мы целый день были на воздухе.

Из письма Маминьки ты увидишь, что мы все чувствуем себя очень хорошо, оттого я ничего не пишу тебе на этот счет; кончаю письмо, нежно тебя целуя, я намереваюсь написать тебе побольше при первой возможности. Итак, прощай, будь здоров и не забывай нас.

Понедельник 14 мая 1834. Ярополец».

Приписка Натальи Николаевны – всего несколько строк – не дает нам возможности судить о ее письмах к мужу вообще. Отметим, что написано оно по-французски, но если к брату Дмитрию она почти всегда пишет, употребляя обычно принятое и в отношении родственников французское «vous» (вы), то здесь мы видим, что мужу она и по-французски писала «ты». А надо сказать, что французское «ты» носит оттенок значительно более интимный, чем русское. Несомненно, что некоторая сдержанность тона объясняется тем, что это была приписка к письму матери, очевидно, сделанная по ее настоянию, и Наталья Николаевна, зная, что эти строки будут прочтены матерью, не чувствовала себя свободной в выражении своих чувств.

Наталья Николаевна прожила у матери, по-видимому, недели две. Несомненно, она была рада повидаться с ней, снова увидеть места, где бывала не раз в детстве и юности. Пушкин послал жене в Ярополец четыре письма. Они полны нежной заботы и беспокойства о ней.

«Без тебя так мне скучно, – пишет он 18 мая, – что поминутно думаю к тебе поехать, хоть на неделю. Вот уже месяц живу без тебя; дотяну до августа; а ты себя береги; боюсь твоих гуляний верьхом. Я еще не знаю как ты ездишь; вероятно, смело; да крепко ли на седле сидишь? Вот запрос. Дай бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! Да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! Неприятна зависимость; особенно когда лет 20 человек был независим. Это не упрек тебе, а ропот на самого себя. Благословляю всех Вас, детушки».

Упоминание Пушкина о «гуляньях верьхом» дает основание предположить, что в Яропольце Наталья Николаевна вместе с Надеждой Григорьевной Чернышевой, увлекавшейся верховой ездой и всегда окруженной молодежью окрестных поместий, совершали прогулки в парках и рощах. Возможно, что тогда же был в Яропольце и Захар Чернышев и познакомился с Натальей Николаевной.

В этом же письме, в начале его, Пушкин сообщает Наталье Николаевне, что одно из его писем «попалось полиции и так далее». Он предупреждает жену, чтобы она никому не показывала их: «Никто не должен знать, что может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни». Поэт имел в виду, вероятно, не только письмо свое от 20 апреля, посланное в Москву, но и вообще все письма, опасаясь, что открытая, бесхитростная жена будет говорить о том с Натальей Ивановной и с родными, а через них это может пойти и дальше. Что такое «и так далее» в пушкинском предупреждении, мы сейчас увидим.

Письма Пушкина перлюстрировались полицией, одно из них, от 20 апреля, которое мы уже приводили выше, было даже передано императору. Узнав об этом, Пушкин был глубоко оскорблен и возмущен тем, что его интимная переписка с женой становится известна не только III отделению, но и царю.