Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

10 апреля 1826 года. Шишковский («чугунный») цензурный устав утверждён царём; поспешная реакция испуганных верхов на декабризм. Смысл устава заключается в сильнейшем контроле власти над словесностью; не только «пресечение» вольных сочинений, но и проникновение в намерения авторов, прямое вторжение правительства в литературу.

Лето 1826 года. Появление ряда записок влиятельных верноподданных лиц, где выражается сомнение в эффективности подобного устава. Основная, наиболее часто повторяемая идея тех записок,— необходимость для правительства не столько пресекать, сколько действовать усилиями «приверженных к правительству писателей».

Один из создателей III Отделения, фон Фок, советует Бенкендорфу овладевать общественным мнением, которое «не засадишь в тюрьму, а прижимая, его только доведёшь до ожесточения»[302]. Прибалтийский генерал-губернатор маркиз Паулуччи предлагает царю (24 мая 1826 г.) составить особое литературное общество «для оппозиционного действия против революционных сочинений»[303]. Булгарин советовал действовать «ласковым обхождением и снятием запрещения писать о безделицах, например, о театре и т. п. Ласковый приём И. А. Крылова государем императором произвёл благоприятнейшее впечатление в умах литераторов и публики, нежели какое-нибудь важное пожертвование в пользу наук и учебных заведений <…> Неискусными мерами наша цензура не только не достигла сей цели и не произвела желаемой пользы, но только раздражила умы и повредила правительству странными своими поступками <…> Вместо того, чтобы запрещать писать противу правительства, цензура запрещает писать о правительстве и в пользу оного»[304].

Шишков, отвечая Булгарину, пугал правительство опасностью «соблазнительности слишком свободных суждений в печати»; напоминал, что, например, при Александре I «позволялось писать о свободе крестьян, и, кроме нарочно изданных о сём книг, все почти наши журналы наполнены были разными о сём рассуждениями. Что же из сего последовало? Обстоятельства сии не укрылись от простого народа, и беспрепятственное печатание подобных статей принято было несомнительным знаком желания правительства дать крестьянам свободу. Отселе произошло неповиновение их помещикам и частые бунты, которые даже и до сего времени пресечены быть не могут. Я очень помню, что одна взбунтовавшаяся большая вотчина, при всеподданнейшем прошении на имя блаженной памяти государя императора, представила книжку Вестника Европы, в которой рассуждаемо было о пользе освобождения крестьян, как доказательство, что само правительство подало повод к таковым с их стороны действиям, и что они, не повинуясь своему помещику, только входят в его виды»[305].

Главное же возражение Шишкова всем критикам — что его устав уже подписан царём: 15 июля 1826 года началась подготовка соответствующего устава цензуры иностранной.

Такова была «цензурная ситуация» перед отъездом царя в Москву на коронацию.

Затем вдруг происходят определённые перемены.

8 ноября. Проект цензуры иностранных книг неожиданно царём не подписан. Создан временный комитет для его рассмотрения.

15 ноября (в тот же день, когда Пушкин оканчивает записку «О народном воспитании») — смелая докладная записка Д. В. Дашкова «О цензурном уставе»[306].

21 ноября царь фактически соглашается на пересмотр «чугунного» устава: «В стране, где всё было регламентировано до последней запятой, произошло неслыханное событие: явочным порядком комитет приступил к пересмотру цензурного устава! Началась упорная и длительная борьба за отмену старого и введение нового цензурного устава»[307].

1827—1828 годы. Тайная выработка нового цензурного устава (возможные авторы-редакторы Д. В. Дашков, В. Ф. Одоевский, Н. И. Греч) [308].

22 апреля 1828 года. Царь утверждает новый цензурный устав, значительно более либеральный, чем прежний. На другой день Шишков уходит в отставку.

Итак, в течение двух без малого лет произошёл переход от крайне жесткой формы контроля над печатью к более гибкому, либеральному уставу 1828 года; согласно заключению Государственного совета отныне цензуре «не представляется уже в обязанность давать какое-либо направление словесности и общему мнению; она долженствует только запрещать издание или продажу тех произведений <…>, кои вредны в отношении к вере, престолу, добрым нравам и личной чести граждан. Она представляется как бы таможней, которая не производит сама добротных товаров и не мешается в предприятия фабрикантов, но строго наблюдает, чтобы не были ввозимы товары запрещённые»[309].

Позднейший николаевский цензурный зажим шёл уже в рамках устава 1828 года, а также — ряда инструкций и дополнений к нему. Но это уже события 1830—1850-х годов. В конце же 1820-х столь редкостное явление, как замена одного коренного установления другим в течение очень краткого времени, имело сильное влияние на «состояние умов».