Пушкин. Изнанка роковой интриги

Подтасовка истории заключается в том, что для воссоздания положительной личности жены великого поэта в 1831–1837 годах используются в основном материалы 1844–1863 годов, связанные с ее вторым браком. На молодую Наталью механически переносятся опыт, знания, качества характера зрелой женщины, пережившей трагедию, находившейся во втором супружестве, матери, родившей семерых детей. То, что она поняла, как вела себя после, уже состарившись, постулируется как то, что она понимала и что делала до. Например, в 1854 году, когда она с мужем приехала в Вятку, они приняли деятельное участие в вызволении Салтыкова-Щедрина из ссылки. Трудно себе представить, что Наталья занялась бы подобным общественно значимым делом в молодости.

Объективным в оценке Натальи Николаевны стало принято считать не все свидетельства в совокупности, но прежде всего мнение Пушкина. А поскольку Пушкин канонизирован, то все, что он сказал и написал о своей жене, почитается исторически точным. Получается, что письма Пушкина – это и есть «истина о жене поэта», как полагает В.В. Кунин, а все остальное, как он выражается, «поклепы и благоглупости»[170]. Представим себе, что историки выстраивали бы биографии исторических личностей, ну, скажем, Петра Великого, Сталина, Гитлера или их жен, опираясь исключительно на их собственные высказывания.

Хотелось бы подчеркнуть нашу точку зрения: не кто иной, как сам Пушкин, идеализировал Наталью Николаевну (что свойственно всем влюбленным), и, стало быть, именно он породил и, как мы теперь говорим, пустил в оборот миф о Таше, так он звал ее:

…Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Без осознания блистательного мифотворчества Пушкина не может быть объективного отношения к его оценкам жены, а значит, и ее объективной оценки. Мифология была частью ухаживания, помогала добиваться побед. Применительно к себе Пушкин редко дает повод для мифа, он реалистичен. А женщин, и жену в том числе, при всех изменениях в их жизни продолжал мифологизировать до конца.

Впрочем, нам кажется, что мифология Пушкина, принятая некоторыми пушкинистами всерьез, была ироничной. Поэт пишет: «Женщина, говорит Гальяни, est un animal naturellement faible et malade (есть животное, по природе слабое и болезненное). Какие же вы помощницы или работницы? Вы работаете только ножками на балах и помогаете мужьям мотать». Речь о деньгах. «Вы» следует читать «ты», то есть относящееся лично к его супруге, потому что Пушкин не был такого мнения о других женщинах. В письмах он говорит с женой, как объясняются с упрямыми детьми.

Соревновательный элемент в описание ее внешнего облика тоже заложил сам Пушкин, назвав ее «первой европейской красавицей», будто она участвовала в европейском конкурсе красоты[171]. Началом был приоритет г-жи Пушкиной в красоте на общеевропейском уровне. Полтора столетия спустя этот соревновательный элемент используется для славословия ее достижений в разных областях.

Она и сестры в детстве катались верхом. В одном из писем мужу она сообщает, что катались на лошадях и все на них смотрели в восхищении. В советской мифологии восьмидесятых годов это выглядит так: «Все они с юности были отличными наездницами» и «теперь в Петербурге лучше всех»[172].

В письме от конца сентября 1832 года Пушкин писал жене: «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься». Мы не знаем, хорошо ли знал шахматы сам поэт, герои же его не были мастерами спорта:

Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.

Барон Борис Вревский писал Алексею Вульфу в 1835 году: «В Тригорском и Голубеве мы играем в шахматы, а так как я играю очень плохо, он (Пушкин. – Ю.Д.) мне дает вперед офицера». Значит, Пушкин был лучшим шахматистом, чем Вревский. Однако Алексей Вульф обыгрывал поэта. «Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, – пишет Пушкин, – он мне сказал при том: Cholera morbus подошла к нашим границам и через 5 лет будет у нас».

Наталья Николаевна осваивала ходы шахматных фигур с сестрами, за что Пушкин ее похвалил, как хвалят подростка. А в восьмидесятые годы нашего века читаем: «Советы Пушкина жене овладеть игрой в шахматы упали на благодатную почву: по свидетельству современника, Наталья Николаевна стала лучшей шахматисткой Петербурга»[173]. Затем она выходит на мировой шахматный уровень, играя «с иностранцем, о котором шла слава как о большом мастере, и обыграла его». Имени иностранного чемпиона, как и имени современника, не сообщается[174].