Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,

Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть Господь судил…

(III, 177)

Сохранился автограф стихотворения (ПД № 114), представляющий собой перебеленный текст с многочисленными поправками, то есть по существу переходящий в черновой. Вариантов «жалоб» – то есть предположений, как окончится его жизнь – здесь много больше, чем в окончательном тексте. Есть среди них и такие:

Или ночью в грязной луже,
Иль на станции пустой,
Что еще гораздо хуже
У смотрителя, больной…

(III, 754)

Впрочем, все они опубликованы как в Большом, так и в Малом (3, 421) академических изданиях сочинений Пушкина.

В автографе обращает на себя внимание ранняя редакция первого стиха второй строфы. Пушкин начал строфу стихом:

Не в Москве, не в Таганроге (III, 752) —

но сразу же отказался от такого зачина и начал строфу по-другому:

Не в наследственной берлоге…

Замена стиха произведена здесь по очевидным цензурным соображениям: в Таганроге в 1825 г. скончался Александр I, и столь явный намек на смерть Государя Императора в контексте шутливого стихотворения был, разумеется, недопустим.

Но, может быть, не только цензурные, но и художественные соображения заставили Пушкина изменить стих?

Рассмотрим эту возможность.

Стихи «Не в наследственной берлоге, / Не средь отческих могил» воспринимаются как описание одного и того же места: «отческие могилы» находятся очевидно там же, где и «наследственная берлога» – родовое имение. Тем самым стихи приобретают несвойственный поэтическому стилю Пушкина оттенок тавтологичности.

В стихах же «Не в Москве, не в Таганроге, / Не средь отческих могил» каждое из названных мест обладает собственным строго определенным поэтическим смыслом.

Упоминание Москвы конкретизирует город, с которым у Пушкина ассоциировалось понятие «быть на месте», понятие «дома» и устанавливает невидимую связь с последующим упоминанием московских улиц:

То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать…

(в черновом варианте – «по Никитской»: на этой московской улице жила невеста Пушкина Н. Н. Гончарова)

То ли дело, братцы, дома!.. (III, 178)

Таганрог – полная противоположность понятию «дома» и «своего места». Его упоминание вводит целую гамму иронических ассоциаций, тонко корреспондирующих с общим шутливо-ироническим настроем стихотворения: заштатный городишко, о котором многие и услышали-то потому, что там по случайному стечению обстоятельств скончался Российский Самодержец; теперь в нем и умереть пристойно, – как бы говорит Пушкин.

«Отческие могилы» в этом контексте – вероятно, родовая усыпальница Ганнибалов в Святогорском монастыре.

В целом стихи дают характерное для поэтики Пушкина воспринятое им от народных песен трикратное отрицание перед последующим утверждением типа: «Но Кочубей богат и горд / Не долгогривыми конями, / Не златом, данью крымских орд, / Не родовыми хуторами, / Прекрасной дочерью своей / Гордится старый Кочубей» (V, 28).

Таким образом, строфа с вариантом стиха «Не в Москве, не в Таганроге» отличается большей поэтической емкостью и в большей степени отвечает стилю стихотворения и характеру пушкинской поэтики в целом, чем вариант со стихом «Не в наследственной берлоге». Всё это дает основание утверждать, что Пушкин заменил стих не по художественным, а исключительно по цензурным соображениям. И это тот случай, когда необходимо восстановить в основном тексте раннюю редакцию, отвергнутую Пушкиным по цензурным соображениям, а стих «Не в наследственной берлоге» перенести в «варианты».

«Кто из богов мне возвратил» (Непрочитанное послание Пушкина к Кюхельбекеру)

Последний раз они виделись 6 мая 1820 года. В тот день Пушкин отправлялся в изгнание – в южную ссылку. А прежде чем он возвратился, Кюхельбекер был судим за 14 декабря и заточен в крепость.

В. К. Кюхельбекер. Рис. Пушкина

Правда, 14 октября 1827 года они встретились. На почтовой станции близ Боровичей: арестанта Кюхельбекера переводили из одной крепости в другую – из Шлиссельбурга в Динабург. А Пушкин случайно (случайно ли?!) ехал из Михайловского в Петербург… Но что это была за встреча!

Из донесения в Главный штаб фельдъегеря Подгорного: