Пушкин, кружка, два ствола

— Вот именно. Но есть еще один интересный момент. Среди персонажей Пушкин упоминает некоего Ловласа. А это, между прочим, не кто-нибудь, а Ловелас. Тоже герой-любовник, но отрицательный персонаж. Соблазнив благородную добродетельную девушку, негодяй продает ее в публичный дом. Несчастная, естественно, умирает от горя, а Ловеласа убивают на дуэли. Готично и романтично. Эта книга в библиотеке у Таниной мамы точно была. И сто процентов, что любопытная Таня ее прочитала. При этом опыта реальных отношений у нее не было, только сценарии из романов. И тут перед бедной провинциальной Танюшей появляется Женя Онегин — столичный красавчик, который лично общался с князьями и графами, вот прямо за ручку с ними здоровался. Стильный, богатый, четкий и дерзкий. Как думаете, был ли у Танечки шанс устоять?

— Ни одного, — широко ухмыльнулся Маркушев. — Онегин — секс-машина. Простите, ДинМаратовна.

— Грубо по форме, но верно по сути. Конечно же, Таня вляпалась. И как это описывает Пушкин? Давайте прочтем вместе. Алина, пожалуйста — третья глава, седьмая строфа. Начинай со слов: «Пришла пора, она влюбилась».

Алина, пошуршав страницами, отыскала нужную и начала читать — сначала медленно и неуверенно, но постепенно голос ее взлетал и креп. «Пора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно весны огнем оживлено. Давно ее воображенье, сгорая негой и тоской, алкало пищи роковой. Давно сердечное томленье теснило ей младую грудь. Душа ждала... кого-нибудь, и дождалась... Открылись очи. Она сказала: это он!»

— Стоп. Спасибо, Алина, отлично прочитала. А теперь вопрос. Как вы думаете, то, что описывает Пушкин — это действительно самая настоящая любовь? Или это просто накрученная фантазия юной девушки, подогретая коктейлем из гормонов? Напомню еще раз: давно сердечное томленье теснило ей младую грудь, душа ждала — кого нибудь. Кого-нибудь — это, вообще-то, кого угодно. Любого мужчину, который хотя бы приблизительно соответствовал заданным критериям. Как вы думаете, это любовь?

Алина насупилась. Маша задумчиво вертела в пальцах фантик от конфеты, парни растерянно улыбались и переглядывались.

— А почему нет? — решилась наконец Маша. — Ну, дождалась, ну увлеклась — и что? Надо же с чего-то отношения начинать. А там уж пойдет, не пойдет… По-всякому бывает.

— Справедливо. Есть еще мнения?

— Честно говоря, это вообще на любовь не похоже, — подняла голову Алина. — Ну, то есть, конечно, похоже… Но это не та любовь, что между людьми. Это, скорее… ну, типа… это как фанатеешь по персонажу. Тони Старк лучший, Роберт Дауни офигенный. А какой он на самом деле — да черт его знает? И не очень-то интересно, если по-честному. Вдруг окажется, что козел? Нет, лучше представлять, что Роберт Дауни котик.

— И в личную жизнь такое тащить? — скептически хмыкнул внезапно оживший Андрей.

— Зачем? Просто сидишь, фичочки читаешь, кино в тысячу первый раз пересматриваешь. Да… — задумалась, погрустнев, Алина. — Не повезло Тане. В ее времена фиков еще не придумали.

— Откуда ты знаешь? — тут же встрял в дискуссию Маркушев. — Может быть, очень даже придумали. Сидела Таня, строчила ручкой в тетрадке фичочки про Онегина рейтинга столько не живут.

— Но это же девятнадцатый век!

— А в девятнадцатом веке что, не люди жили?

Некоторое время дискуссия кружила вокруг вероятных фичков девятнадцатого века, потом сама собой переползла на вопрос, кого можно считать правильным мужиком, достойным фичков и всеобщего обожания. Девушки выдвигали требования, раскрасневшиеся, взъерошенные парни яростно их опровергали, а Дина время от времени подбрасывала в дискуссию отвлеченные философские комментарии, не позволяя разговору скатиться в откровенную свару.

По домам расходились поздно. Рассовывая по карманам утешительные призы в виде остатков конфет, подростки нехотя потянулись на выход.

— А на следующей неделе нам что читать? — остановилась у двери Маша. Маркушев одарил ее горестным взглядом «И ты, Брут!».

— На следующей… Письмо Татьяны вы приблизительно помните — хотя бы по смыслу. Попробуйте прочитать первую часть четвертой главы. Там, где Онегин размышляет об этом письме и там, где он разговаривает с Таней. Задание на обдумывание: прав был Онегин, отказав Тане в любви, или не прав.

Глубокомысленно кивнув, Маша вышла за дверь, и Маркушев, поставив на стол пирамидку из чашек, опустился на стул.

— Ага. Значит, следующее занятие все-таки будет.

— А почему нет?

— Ну как же. Костянов пропал, его водитель тоже. Девка вчера переругалась со всем персоналом, обиделась и свалила домой. По ходу, нечего вам больше в Великой Россоши делать.

— Что значит нечего? — зловеще улыбнулась Дина. — У меня еще море работы. За пару занятий добьем «Онегина», потом «Горе от ума» начнем… А там и до «Анны Карениной» рукой подать.

— Это угроза, ДинМаратовна?

— Это, Гришенька, взвешенный объективный прогноз.

Сумароков ждал у машины. Прислонившись к капоту, он меланхолично грыз арахис, стряхивая под ноги шелуху. Судя по изрядному объему кучки, ждал Сумароков долго.

— Привет, — обняла его Дина, торопливо чмокнув в щеку.