Пушкин, потомок Рюрика

Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т. е. историей отечества.

А. С. Пушкин

Судьбы людские, подобно ручьям и родникам, сливаются воедино; мелкие речушки впадают в крупные, чтобы, однажды соединившись, превратиться в могучую, полную жизни и красоты реку русской поэзии, имя которой – Пушкин. Пушкинский род, многоколенный и разветвленный, берет начало в седой глуби веков: в VII столетии жили предки Гостомысла, деда Рюрика. Свидетельств тому почти нет, лишь древние сказания сохранили их имена, да за достоверность их поручиться сложно. Отсчет же «годовых колец» пушкинского генеалогического древа совпадает по времени с IX веком – началом русской государственности. В те достопамятные времена, как некогда считалось, приглашенные из-за моря три брата-варяга – Рюрик, Синеус и Трувор – и положили начало славянскому государству на севере – в Новгородской Руси.

«Откуда есть пошла руская земля»

Вот они, строки древнерусского летописца, породившие за столетья столько споров, домыслов и кривотолков, вплоть до пресловутой «норманнской теории» – гипотезы о создании Русского государства иноземцами.

«В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка[1] в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля…»

Трактовались летописные строки так: славяне в далеком IX столетии, дабы пресечь ссоры и вечные раздоры между собой и навести порядок в своих землях, обратились за помощью к варягам, т. е. к скандинавам, норманнам, силами коих и было создано Древнерусское государство. Примерно так, достаточно вольно, толковали российскую историю иноземные ученые мужи, члены Петербургской академии наук, прибывшие в Россию в XVIII столетии. Они не дали себе особого труда вникнуть в смысл слов, изменивших за века свое значение: к примеру, в летописи слово «наряд» означает не столько «порядок», сколько «ряд» – договор с кем-либо, в данном случае с воинами об охране города и посадов от врагов.

И у Пушкина в «Борисе Годунове» князь Воротынский обращается к Шуйскому со словами: «Наряжены мы вместе город ведать…» Так что иногда стоит, как писал поэт, «рыться в летописях и добираться до сокровенного смысла обветшалого языка…»

За искажение русской истории ее сочинители – А.Л. Шлецер, Г.Ф. Миллер, Г.З. Байер не единожды подвергались уничижающей и вполне справедливой критике. М.В. Ломоносов не без иронии замечал, что у Миллера «на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают, разоряют, огнем и мечом истребляют… Сие так чудно, что ежели бы господин Миллер умел изобразить живым штилем, то бы он Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен». Михайла Васильевич остроумно заключал: «Варягов не почитает господин Миллер за народ славенский, однако, что они… говорили языком славенским, несколько от соединения со старыми германцами испорченным, и что Рурик с братьями был сродственник князям славенским и для того в Россию призван на владение, сие все из самой сей диссертации заключить, а из других оснований весьма довольно доказать можно».