В VIII веке многочисленные славянские племена — полабцы, глиняне, бодричи, лютичи, вагры, считавшиеся хорошими мореходами, воинами и земледельцами, селились по южному берегу Балтики, в долинах рек Лабы и Одры (ныне Эльба и Одер). Часть племен объединял могущественный бодричский племенной союз. Позже, под натиском германцев, полабско-балтийские славяне были либо истреблены и вытеснены с их исконных земель, либо онемечены. С тех незапамятных времен лишь лужичане (лужицкие сорбы, южные соседи полабских славян, и поныне живущие на территории Германии) смогли сохранить свою культуру и обычаи.
Русский историк Александр Федорович Гильфердинг[2] в своем труде «История балтийских славян», изданном в Санкт-Петербурге в 1874 году, писал, что вся история западных славян и пруссов почти недоступна исследователям, так как письменность этих народов потеряна, города и селения переименованы: Липица стала Лейпцигом, Лаба — Эльбой, Сгорелец — Бранденбургом, Руян — Рюгеном — и так до трехсот названий. Он утверждал, что в IX и X веках на всем берегу Балтийского моря ни слова не говорилось по-немецки, а в XIV столетии немецкий язык стал господствующим на всем побережье.
С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» подтверждал, что «под именем варягов разумелись дружины, составленные из людей, волею или неволею покинувших свое отечество и принужденных искать счастья на морях или в странах чуждых; это название, как видно, образовалось на западе, у племен германских; на востоке у племен славянских, финских, греков и арабов таким же общим названием для подобных дружин было русь (рос), означая, как видно, людей-мореплавателей…»
Этимология слова «варяг» теперь затемнена. На многих языках оно означало «воин», «моряк», «пират». И у Льва Николаевича Гумилева читаем: «Биография Рюрика непроста. По „профессии“ он был варяг, то есть наемный воин. По своему происхождению — рус. Кажется, у него были связи с южной Прибалтикой».
И совсем по-иному звучат пушкинские строки: «Не мало нас, наследников Варяга…» В черновиках написанной Пушкиным в 1832 году поэме «Езерский», по сути — стихотворном переложении собственной родословной, есть такие строки:
А в 1836 году поэт переработал поэму, и этот же отрывок звучит иначе:
Изменение значительное, смысловое.
«В древности каждый народ исходит, так сказать, из собственного своего источника, некий первобытный дух проникает во все и во всем отзывается, — полагал Пушкин, — …франки, готфы, бургундцы, англосаксы, датчане, норманцы сохраняли обычаи и нравы, свойственные их племенам»[3].
На славянское происхождение Рюрика указывали и дореволюционные историки. Они свидетельствовали, что для славянина невозможно было отвергнуть веру своего народа, а скандинавы, немцы непременно принесли бы с собой протестантскую или католическую веру (как сделали это на Балтике). На Руси же подобного не произошло.
Подытожив все имеющиеся факты и предположения, попробуем реконструировать события более чем тысячелетней давности — «земли родной минувшую судьбу…».
Гостомысл, муж мудрый и храбрый
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Посадник Новгородский
«Гостомыслову могилу грозную вижу». Поэтическая пушкинская строка. Фантастическая по своей силе и провидению. Знать бы поэту, что задуманный им стих обращен к его очень далекому предку. И еще упоминание о нем сохранилось в прозаическом пушкинском наследии: «Никто, более нашего, не уважает истинного, родового дворянства, коего существование столь важно в смысле государственном; но в мирной республике наук, какое нам дело до гербов и пыльных грамот? Потомок Трувора или Гостомысла, трудолюбивый профессор… и странствующий купец равны перед законами критики…»
Гостомысл — посадник новгородский в IX столетии. История сохранила не только его имя, но и праведные дела, недаром прозван он был Благоразумным. «Сей Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр, всем соседом своим страшный, а людем любим, расправы ради правосудия…» — так сказано о нем в Иоакимовской летописи. Имел он четверых сыновей (все они пали в ратных боях) и трех дочерей. Одна из них, Умила, стала женой бодричского князя Годослава-Годлава и матерью Рюрика.
В творческих планах поэта приводится и легендарная генеалогия Гостомысла, что еще раз подтверждает, как глубоко Пушкин стремился постичь истоки древнего славянского рода: «Славен оснует город Славянск. Вандал, сын его; Гардорик и Гунигар, завоеватели. Избор, Столпосвят и Владимир, женатый на Адвинде, сыновья его. Буривой, сын Владимира, отец Гостомысла».