Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Но Пушкин в отчаянии. Весь его план игры с коронованной особой рушился. Его оттеснили на периферию родственных отношений и разборок. Но и это еще не все. Он получает вежливый, но твердый (и, конечно, согласованный с царем) отказ от министра финансов Канкрина по поводу погашения долгов перед казной. Далее, он явно ставится в унизительное положение в связи с открытием осенне-зимнего сезона 15 ноября. Дело в том, что этот первый официальный бал имел всегда ритуальное значение. Так вот, Пушкин не получает приглашения на этот бал, хотя по званию камер-юнкера обязан был его получить. Но приглашение получает его жена, что с точки зрения придворного этикета являлось нонсенсом. Впоследствии императрица скажет, что Пушкину приглашение не было послано, поскольку она слышала, «он носит траур по матери» (злопамятный ответ на пушкинскую мотивировку его отсутствия на петергофском балу 1 июля). Однако, это чистая издевка. Вычеркнуть из списка приглашенных человека, обязанного быть на мероприятии по протоколу, да еще при этом оставить в списке его жену было грубейшим нарушением всех норм тогдашней придворной жизни. Даже Наталья Николаевна поняла двусмысленность ситуации и обратилась к Жуковскому (не к мужу!) за советом. Жуковский в самой категоричной форме потребовал от Натальи Николаевны обязательного присутствия на балу. Он не постеснялся зафиксировать свой вердикт в записочке, посланной жене поэта. Это позволяет нам составить представление о том, на чьей стороне в этой игре был воспитатель царских детей. Так что Пушкин получил пощечину не только от коронованных особ, но и от старшего собрата по перу (да и от жены тоже, поскольку она с радостью послушалась Жуковского). Игра казалась проигранной окончательно.

Самым провальным моментом на этом этапе для Пушкина стало то, что Николай Павлович, проявив железный характер, не захотел встречаться с поэтом. Наоборот, как сказано выше, двумя болезненными ударами (отказ от предложенной Пушкиным схемы погашения долгов и «отлучение» от Аничкова дворца) дал понять, что бунта не потерпит. Очевидно, что о выходке Пушкина императору было известно по двум каналам – и от Нессельроде, и от Жуковского. Думается, что вариант со сватовством Дантеса к Екатерине Гончаровой был одобрен на высоком уровне как по причине, что сей вариант уводил далеко в сторону от скандала фигуру императора, так и потому, что такой ход ставил Пушкина в смешное положение в глазах света. Как говорится, ревнивец-муж «попал пальцем в небо». Косвенным подтверждением согласованности действий венценосной семьи и Геккернов является мгновенное разрешение на брак, которое по придворному этикету должна была испросить фрейлина Гончарова у императрицы. Скоротечность выдачи разрешения на брак выглядит особенно странной, так как Дантес был католиком, и процедуру следовало согласовать с иерархами православной церкви. При этом хитрая лиса императрица Александра Федоровна писала баронессе Тизенгаузен: «Мне бы так хотелось иметь через вас подробности о невероятной женитьбе Дантеса. Неужели причиной ее являлось анонимное письмо? Что это, великодушие или жертва?»

Пушкин, перейдя в оборону, вынужден был 17 ноября дезавуировать свой вызов Дантесу. О том, как ему выкручивали руки, уже много написано. И хотя там было много нюансов, заслуживающих дополнительного рассмотрения, мы пока их опустим ради главного. А главное в том, что Пушкин поставил себе целью сломить занятую императором позицию отстраненности и выйти на прямой разговор с ним. Пушкин уже понимал, что этого результата теперь невозможно достичь никакими слезными письмами об аудиенции. Более того, если бы такие прошения вышли из-под пера Пушкина и были бы вдруг удовлетворены, то это означало бы полную капитуляцию поэта. Возможно, в Зимнем этого ждали. Там, скорее всего, надеялись, что у Пушкина сдадут нервы и он пойдет на поклон. Сведения о крайней взвинченности Пушкина доходили до Зимнего не только от его недоброжелателей, но и от друзей.