Онегин не мог полюбить ту Татьяну. И здесь мы опять возвращаемся к пушкинской теме любви безответной, всеохватывающей. И совершенно не случайно (у писателей калибра Пушкина не может быть ничего случайного) сразу вслед за сценой первого разговора Онегина с Татьяной идут строки, полные пессимизма, вызванного осознанием тщетности попыток найти такую любовь:
И дальше под светской усмешкой трудно скрываемая тоска одиночества («Трудов напрасно не губя, любите самого себя»).
Конечно, можно влюбить в себя подростка-несмышленыша, для которого ты будешь светом в окошке, властелином, полубогом. Но истинная любовь – это любовь равных партнеров, а не собачья преданность хозяину. Онегин мог полюбить только ту Татьяну, которая является нам в восьмой главе романа. И не потому, что новая Татьяна блистает в светском обществе. Она прежде всего глубокий, интересный человек, выгодно отличающийся от череды салонных «красавиц нежных». Ради любви такой женщины можно бросить все, умереть. Но эта женщина сама уже опутана всеми условностями света, она уже не способна головой в омут из-за любви. Она уже не верит в искренность чувств, которые может вызвать. Повзросление привело к необратимой потере искренности, доверчивости, непосредственности. Она подозревает давно и горячо любимого человека (в котором, она знает, «есть и гордость и прямая честь») в подлости:
Какая осмотрительность, какое неуважение ко все еще любимому человеку («Я вас люблю (к чему лукавить)»)! Быть может, это результат изучения Онегина по его библиотеке в деревне? Но если у нее раскрылись глаза на Онегина как на «пародию», если она уверовала в его легковесность, несерьезность, то причем же здесь «я вас люблю»? Значит, недостатки Евгения, описанию которых Пушкин посвятил не одну страницу, не перечеркнули, не перевесили в глазах Татьяны того хорошего, благородного, что поддерживало ее чувство в течение многих лет. Тогда зачем же такие обвинения? Да затем, что Татьяна не может простить обиды, Татьяна мстит:
За что? Мы уже рассматривали альтернативы поведению Онегина «в саду, в аллее». Татьяна понимает все…
На самом деле винит, не может простить из-за уязвленного женского самолюбия. Вспоминает «колкость вашей брани, холодный, строгий разговор», отказывает любимому в праве на сильное чувство к себе, ехидно называя его «мелким». Какой контраст с тактом, проявленным Онегиным при их первом объяснении! И какие основания для столь резкой отповеди! Ведь Татьяна сама не показала пример верности (не Онегину) своему чувству. Она и в этом отдает себе отчет: «Неосторожно, быть может, поступила я». А счастье было так возможно, так близко!.. Почему же в прошедшем времени? Ведь любимый (а теперь любящий) перед тобой на коленях. Да потому, что свет разъел душу: она дорожит его мнением, она уже не наивна, она не верит любимому (а ведь когда-то верила, не имея на то и малейших оснований). Наконец, она полностью разделяет принципы святости семейных устоев («Но я другому отдана; я буду век ему верна»). Не любить она его будет век, а блю сти верность. Может, дурак был Евгений, что считал брак без любви аморальным? Татьяна-то так не считает. А он-то ей распинался о том, что нет ничего «на свете хуже семьи, где бедная жена грустит о недостойном муже».
Не знаю, в чем здесь увидела Анна Андреевна «правоту женщины»! Татьяна отвергает Онегина, как некогда он отверг ее. Вот и все сходство двух объяснений. Но мотивы поступков противоположны. Там была «жалость» «к младенческим мечтам» и «уважение к летам», здесь – страх быть ославленной, неверие в силу ответного чувства, верность нелюбимому мужчине, но зато мужу. Там отвергнута девичья влюбленность человеком, который не испытывает ответного чувства, здесь – женщина переступает через свою любовь и не отвечает взаимностью.