Пушкин в 1836 году (Предыстория последней дуэли)

То, что он написал о гении и царе, при всей афористической отвлечённости сказанного, для него самого, по-видимому, было исполнено вполне конкретного смысла. Толь писал о том, что после смерти Михельсона история наконец воздала ему справедливость. Пушкин в эти дни тоже думал о суде истории и, вероятно, верил, что для потомства истина окажется сильнее сегодняшней клеветы, сильнее царя.

Поведение Николая I в деле Пушкина не было, конечно, ни единственной, ни тем более определяющей причиной январской трагедии. В отношении царя к Пушкину лишь с наибольшей очевидностью выявляются приметы той общественной атмосферы, которая привела к гибели поэта.

Никакого «адского» злодейства царь не совершил: наивно приписывать ему некие тайные козни и заранее разработанные планы, направленные на то, чтобы погубить Пушкина. Николай I не давал себе труда быть интриганом, он был слишком самодержцем, чтобы испытывать в этом потребность. Царь не вёл тайных разговоров с Дантесом и не приказывал ему жениться, чтобы «столкнуть» поэта и кавалергарда.[404] Бенкендорф не посылал жандармов в другую сторону (это явно недостоверная легенда).[405]

Совершилось злодеяние банальное, привычное: было проявлено традиционное для российского самодержавия неуважение к таланту. Жизнью гения пренебрегли.

Пушкин принял окончательное и бесповоротное решение после инцидента, который произошёл 23 января на балу у Воронцовых-Дашковых.

Балы у Воронцовых всегда были главным событием сезона. В. А. Соллогуб рассказывает: «Самым блестящим, самым модным и привлекательным домом в Петербурге был в то время дом графа Ивана Воронцова-Дашкова {…} Каждую зиму Воронцовы давали бал, который двор удостаивал своим посещением. Весь цвет петербургского света приглашался на этот бал, составлявший всегда, так сказать, происшествие в светской жизни столицы».[406]

Сохранилось множество свидетельств о том, что на этом балу молодой Геккерн вёл себя вызывающе. Рассказывали о каком-то казарменном каламбуре, с которым Дантес обратился к H. H. Пушкиной. С. Н. Карамзина писала: «Считают, что на балу у Воронцовых в прошлую субботу раздражение Пушкина дошло до предела».[407] Д. Ф. Фикельмон в своём дневнике записал об этом вечере: «… на одном балу он так скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами и намёками, что все ужаснулись, а решение Пушкина было с тех пор принято окончательно».[408]

25 января Пушкин отослал по городской почте письмо на имя барона Геккерна, столь оскорбительное, что его враги не могли уклониться от поединка.

* * *

27 января 1837 г. в пятом часу пополудни на окраине Петербурга, близ Чёрной речки, прозвучал выстрел…

29 января в два часа сорок пять минут в России не стало Пушкина.

Скончался человек, в чьей деятельности воплотились лучшие духовные возможности нации. «Солнце нашей поэзии закатилось…», — сказал в день смерти Пушкина В. Ф. Одоевский.

«Россия потеряла Пушкина в ту минуту, когда гений его, созревший в опытах жизни, {…} готовился действовать с полною силою. Потеря невозвратимая, невознаградимая», — этими словами сподвижники поэта открывали пятый том «Современника», посвящённый памяти Пушкина. Далее следовал горестный вопрос: «Что бы он написал, если б судьба так внезапно не сорвала его со славной, едва начатой им дороги?». Два года спустя, возвращаясь из-за границы на родину, Гоголь писал друзьям поэта: «Как странно! Боже, как странно: Россия без Пушкина. Я приеду в Петербург, и Пушкина нет. Я увижу вас — и Пушкина нет…».

Это ощущение невосполнимой потери сохраняется до сих пор. И вот уже полтора столетия Россия оглядывается на Пушкина, ибо он дал ей тот эталон художественности и нравственности, с которым теперь соизмеряются все достижения русской культуры. И самая жизнь поэта, и даже его смерть, превращаясь в национальную легенду, становятся в глазах потомков образцом высокой нравственной нормы, мерилом чести и человеческого достоинства.

Список сокращений

Вокруг Пушкина — Ободовская И., Дементьев М. Вокруг Пушкина. М., 1975.

Врем. ПК — Временник Пушкинской комиссии. 1962—1979. М.—Л., 1963—1982.

Дневник М. Мердер — Листки из дневника М. К. Мердер. — Русская старина, 1900, № 8, с. 383—389.

Модзалевский. Пушкин — Модзалевский Б. Л. Пушкин. Л., 1929.

Письма Карамзиных — Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 гг. М.—Л., 1960.

Письма посл. лет — Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837, Л., 1969.

Пушкин в восп. — Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2. М., 1974.

Пушкин. Временник — Пушкин. Временник Пушкинской комиссии, т. 1—6. М.—Л., 1936—1941.

Пушкин и совр. — Пушкин и его современники, вып. I—XXXIX. СПб.—Л., 1903—1930.

Пушкин. Иссл. и мат. — Пушкин. Исследования и материалы, т. I—Х. М.—Л., 1956—1981.

Сквозь умств. плотины — Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь «умственные плотины». М., 1972.

Стих. Пушкина — Стихотворения Пушкина 1820—1830-х годов. Л., 1974.