Пушкин в Михайловском

Любопытный штрих к характеристике Рокотова оставил в своём дневнике его племянник В. Д. Философов: «Заезжал в Стехново, где Иван Матвеевич целовал меня в плечо, а между тем жаловался на неудобство жить на большой дороге, потому что все заезжают»[162]. Однако это не мешало ему в иных случаях быть искренне гостеприимным. Рокотов часто фигурирует в содержащих множество колоритных бытовых подробностей письмах Н. О. и С. Л. Пушкиных дочери Ольге из Михайловского 1820—1830-х годов. «…Мы решились объездить всех наших добрых знакомых,— писала Надежда Осиповна.— Начали с Рокотовых. Можешь себе представить, как этот добрый забавник И. М. (ce bon plaisante Jean, fils de Mathien[163]) нам обрадовался! Не знал от радости, куда нас посадить, чем угостить и что делать со своей особой, повторяя беспрестанно вечную свою „Pardonnez moi ma franchise“…[164] Нагрянули к Рокотовым и Шушерины, Креницыны и кузены мои Ганнибалы. Добродушный Jean, fils de Mathien устроил танцы, катанья на лодках, угощал нас до невозможного (il nous a hébergé jusque a l'impossible), и наконец, сам навязался переслать тебе письмо, которое выхватил у меня из рук, а потому боюсь, что до тебя не дойдёт. Знаешь его рассеянность; положит письмо в разорванный карман сюртука и обронит; он на это ведь мастер. Недаром Александр до сих пор называет его „le jeune écervele“[165], a какой же он младенец? Саша не может простить многие случаи рассеянности этого вертопраха (de ce volage) и его болтливости. Как бы то ни было, с Рокотовым не соскучишься»[166].

О ненадёжности, «ветрености» Рокотова в обращении с письмами ещё в декабре 1824 года Пушкин предупреждал брата: «С Рокотовым я писал к тебе — получи это письмо непременно. Тут я по глупости лет прислал тебе святочную песенку. Ветреный юноша Рокотов может письмо затерять — а ничуть не забавно мне попасть в крепость pour des chansons»[167].

Отношение Пушкина к этому сорокалетнему «ветреному юноше» всегда было ироническим. Вскоре после отъезда Прасковьи Александровны в Ригу поэт сообщал ей: «Рокотов навестил меня на другой день после вашего отъезда, было бы любезнее с его стороны предоставить мне скучать в одиночестве». А как свидетельствует Пётр Парфенов, говаривал о непрошеном госте: «Опять ко мне тащится, я его когда-нибудь в окошко выброшу».

Рокотов «со своим рвением гоняться по скверным дорогам» (слова Н. О. Пушкиной) не раз побывал в Михайловском. Приезжал погостить, поболтать, провести время в обществе известного человека. Он имел привычку заезжать в Михайловское всякий раз, как «совершал паломничество» в Святогорский монастырь или навещал в этом краю кого-нибудь из соседей, особенно Осиповых-Вульф.

В Тригорском нередко встречал Пушкин и других «господ соседственных селений», которых упоминают в письмах дочери Надежда Осиповна и Сергей Львович,— Креницыных, Шушериных, конечно, и Шелгуновых, имение которых — Дериглазово находилось в двух верстах от Тригорского, на другом берегу Сороти.

Случалось, Пушкину не удавалось отделаться от настойчивых уговоров тригорских друзей или того же Рокотова и вместе с ними наносить визиты в те или иные соседние имения. Д. В. Философов передавал рассказ отца о том, как «неотвязный Рокотов» возил поэта к сестре Марии Матвеевне Философовой, вёрст за 60—70, в село Богдановское Новоржевского уезда. «Отец рассказывал,— пишет Д. В. Философов,— что, будучи совсем маленьким, он наизусть читал Пушкину, приехавшему в гости к его родителям, первую песнь Онегина, и будто бы Пушкин очень удивился памяти мальчика»[168].

Тот же Философов рассказывает о трагической судьбе «девицы Философовой», жившей в семье своей сестры Креницыной, и воспитавшей всех её детей: «У Креницыных, как у всех богатых помещиков того времени, было много всяких затей. Имелся, между прочим, и свой оркестр. В капельмейстеры попал один крепостной, которого посылали на обучение за границу. Как-то весною, когда Креницыны приехали в Цевло на летнюю побывку, девица Философова бросилась в ноги своей сестре и покаялась, что она тайком обвенчалась с крепостным капельмейстером. Времена были тогда суровые. Созвали семейный совет. Съехались на него важные родственники и на совете положили: девицу Философову отдать в монастырь, а капельмейстера сдать в солдаты». Эту трагическую историю вполне мог слышать Пушкин[169].